что брызгал снег, выходило за нормальные понятия. И этот Черский… Ведь ему никто не велел упражняться. Почему он не отдыхает? Почему постоянно перебрасывает тело на левую ногу? Это даже неправильно…
Обеспокоился он этим серьёзно, но, так как к его обязанностям относился только подсчёт, махнул он в конце концов на это рукой и только чётко оглашал количество.
– Сто пятьдесят пять… Сто пятьдесят шесть, – начал он ускоряться, потому что тот увеличил темп. – Сто пятьдесят семь…
– За нашу, за вашу, раз, два!.. – отвечал ему удивительный напев, к которому и Марущик теперь присоединился. – За свободу, за нашу… За вашу, раз, два!..
– Сто шестьдесят пять… Сто шестьдесят шесть… – В это время проходил какой-то поручик. Он остановился, поглядел, легко улыбнулся…
– Хорошо рисуете эти ленты, – похвалил он. – Кто вас сюда поставил?
Черский прервал свои занятия и энергично отдал честь.
– Капитан Ланин, Ваше Высочество!
– Сколько раз?
– Он – двести.
– А ты?
– Я для себя.
– Как это: для себя? Зачем упражняешься?
– Моя левая нога ударяет несколько слабее в землю. Пользуясь свободным временем, усиливаю удар.
Поручик быстро взглянул на него.
– Гм, левая нога… – пробормотал он. – Ну-ка, попробуй при мне. Посмотрим, поправил ли ты её.
Черский выполнил несколько раз упражнение и продолжил красную ленту. Снова встал по стойке «смирно».
– Раз, два, раз, два… – пел Марущик, теперь сам подавал себе команду. – Раз, два!..
– Сто шестьдесят девять! – Быков считал старательно, не обращая внимания ни на что. – Сто семьдесят!
Офицер бросил на них взгляд, будто удивляясь этой говорливости, но сразу повернул голову.
– Действительно, левая нога несколько слабее. – признал он. – Не перебрасывай, однако на неё излишне вес, так как охромеешь. Нужно упражняться вровень со всеми. Не мучайтесь больше!
Он улыбнулся, отдал честь и сделал шаг вперёд. Взглянул ещё раз на стену и склонился к Черскому.
– Что касается бело-красной полосы на стенах казарм, – произнёс он тихо, – будьте осторожны. Не только я могу заметить…
Поручик ушёл. Черский вернулся на прежнее место. Какое-то мгновение он стоял неподвижно и вглядывался настойчиво в светлую белизну снега, крепко связанную с тёмной краснотой кирпича. Какая-то безмерная боль промелькнула по его лицу, пронеслась через гортань, ударила наконец в грудь и рванула её с такой силой, что воздух вылетел со свистом. Он склонился и притянул к себе карабин.
– Раз, два! – присоединил он свой голос к монотонному напеву коллеги. – Раз, два, это школа!.. Слишком рано, слишком рано… Раз, два, это школа…
Карабин снова отрезал снег, но теперь зигзагами, неровно. Белая полоса быстро исчезла. На её месте возникло широкое красное пятно, увеличивающее неустанно свои размеры.
– Двести! – выкрикнул триумфально Быков. – Вы свободны, парни!
Черский