видел, что Доминик сам что-то подозревал, предполагал, но словно бы опасался высказать этот слух.
– Нет у меня гипотез. Я обо всем этом думаю без конца и чем дальше, тем больше запутываюсь. В какой-то момент мне вообще стало казаться, что я чокнулся.
– Ну уж нет. Если уж ты чокнулся, то я и подавно. А я на такое не согласен.
– Расскажи, что ты подозреваешь?
– Ничего конкретного. Так…
И Доминик не договорил. Видя, что это тема заставляет подбирать Дома слова, Нел не стал настаивать.
– Удивляюсь, откуда у Морина столько выдержки, – сменил тему Доминик. – Ты посмотри на них, один бушует так, словно у него глаза сейчас повыскакивают, а второму всё ни по чем. Видимо, одному при раздаче забыли отсыпать сдержанности.
– А второму насыпали её слишком много. Пора заканчивать этот балаган.
Нел поднялся, глядя в сторону братьев, но совершенно не думаю о них. Но, к собственному удовлетворению, он продолжал подмечать происходящее вокруг, словно в его голове была специальная функция, которая продолжать работать сама по себе, в независимости от того, что с ним происходило: нахмуренные брови Мовиана и его кривящийся рот, расслабленная поза Морина и его, немного гордый, наклон головы. Его мысли прервал Доминик:
– Нелисар… – он заговорил неожиданно серьезно. – У меня действительно есть кое-какие мысли, – он поднялся, они стояли теперь лицом к лицу. – Ты не думал о неких… родственных связях? Я имею в виду тебя и королей. Никто из нас понятия не имеет, куда уходят ветви королевской родословной. Это многое объяснило бы.
Пристально посмотрев на Дома, Нел слабо улыбнулся и кивнул. Это действительно объяснило бы много, если не всё. Очевидно, принц, регент и его прихвостни признали в нем кого-то, потому и их реакция была такой неоднозначной. Нелисар даже близко не думал о таком. В его голове детство и юность, проведенные в полном отшельничестве, никак не вязались с возможностью родства с королевской семьей.
Не продолжая разговор, они быстро собрали свои вещи. Заметив это движение, Морин бросил несколько слов брату и направился через реку, но тот остановил его.
– Гляди-ка, никак братские чувства заговорили? – иронизировал Доминик, глядя на то, как Мовиан раздевается и отдает свою одежду Морину.
Тот без сопротивления, но как видно, и без особой благодарности, воспринял этот жест. Очевидно, Мовиан принял непреклонность брата, но не смирился. Раздеваясь, он прожигал взбешенным взглядом Нелисара, словно бы он был повинен во всех грехах всего мира. И тот факт, что Нел фактически спас Морина, не имел особого значения для близнеца.
Но самого Нела мало волновали отношение к нему Мовиана. Его гораздо больше волновало, что его спутник получил хорошую, добротную, теплую одежду и обувь, которые идеально подходили ему по размеру, кинжал, моток веревки и несколько карманных зажигалок. И за это он был благодарен Мовиану. Он был готов даже искренне выразить свою признательность, если бы был уверен, что это жест не приведет к жесточайшему выяснению отношений и уже не в словесной форме.
Когда