мог броситься в воду с вами, то так бы и поступил… Но я не доел свою хрустящую игуановую шейку. Она такая… такая слюнкопускательная, эх, – простонал Чопс Литтл.
– Щенок-щенок! – расхохотался Карузо, – Верно, Шторм, мы с тобой, что бы там не случилось.
– И мы с вами, – заявила Палома.
– Вот ещё! – пробурчал Мартин.
– С нами, с нами – с настойчивым лисьим прищуром прорычала Сигара.
И по острову снова пронёсся голос первобытных собак.
НАРОД ТРИБУКАНУ
Луна и месяц те же. Эпицион.
Есть на Трибукану одно местечко – жуткое до кончиков когтей. Но и чудесное, что дух захватывает. Пик Эпицион к югу от причального берега, от кости до кости облачённый в призрачные туманы дикой древности. Те никогда не рассеиваются, храня тайну первобытной души спящего зверя. Ветры покорно обходят Эпицион, не льют над пиком дожди. Солнце и луна виляют над ним своими хвостами, осыпая макушку мудрости пыльцой пчелиных карамелей. Сюда мы приходим не часто: однажды, чтобы родиться; чтобы получить знак породы; чтобы отчалить в Тотмирье в час «спаси». Чтобы прожить и умереть там для человека, и снова вернуться на остров. На вершину Эпициона.
Пожалуй, и всё! Раф-тяф, ах! Ну конечно! Ещё мы взбираемся на Эпицион, чтобы отпраздновать Лёт альбатросов-пелаго. Если нам удаётся поймать хотя бы пару этих «жирненьких летающих слонов», зима на острове становится лёгкой. Коль в пасти смакуется птичий жирок, печалиться стыдно дружок! Вы скажете, будто пары альбатросов на всех собак маловато? Ха-фа-хух! Да вы просто никогда не видели этих «пташек». Слоны африканские и точка. Хоть верьте, хоть нет.
– Жуть какая… Это что скелет? – вздрогнул Мартин, застыв у подножия Эпициона и задрав свою голову так высоко, что та еле-еле вернулась на прежнее место.
– Скелет! Мёртвая груда костей, по-твоему? Суповой набор! Ха! Все псы любят кости. Те месяцами хранят в своих трещинах запах мяса – усмехнулся Пират, – Только это не просто «груда». Мальчишка, смотри! Перед тобой Эпицион. Гигант – блестящая челюсть, дух ночного огня, голос мрачных пещер… Наш предок, легендус-историус!
– Первый пёс, спасший человека от гибели, – с гордостью рявкнула Сигара, – Завалил шерстистого быка-людоеда. Одной правой лапой! Когтем одной правой лапы! А-ап!
– С тех пор ветер перелистнул с юга на север тысячи лет… Исчезли моря, народились горы… города народились, – вздохнул Карузо.
– А мы так и остались… с человеком, – заключил Баро-Волк.
– Там, где голова Эпициона ложится на подушку густого тумана, там и собирается наша и другие стаи, – сказал я, взбираясь на громадную лапу Эпициона.
– Высоко… – заохала матушка Ана, – Ах, как хочется, чтобы все это скорее прекратилось, – Дети, держитесь ближе к нам. И никуда не отходите! – велела она.
– Отец! Ты же у нас великий любитель вот этих всех… собак, – опасливо обронил Оскар, – Может, скажешь, что у них на уме?
Но Дарио