по этому миру навстречу любому виражу – звездочет рассчитал для него аппликатуру ординаты к абсциссе – береги ноги!? И так вот Бобишка, наряду с приключениями картонных героев, сидя на коленях у матери, заваленных журналами «Вог» и «Сан» (о, их первая добрейшая соседка Злата, упокой ее душу, всегда готовая прийти на помощь, всячески старалась отвратить маму от подобного чтения), вместе с мировой общественностью следил за тем, как это расчудесное чудо с загорелым лицом и широкой улыбкой, с глазами, вечно скрытыми за солнечными очками, на модных летних курортах в компании официальных красавиц — ходит под парусом, а на зимних – носится по бобслейным трассам, до тех пор, пока в один прекрасный день, когда снегом занесло половину мира (примерно в районе пятого дня рождения Бобишки), это чудо не решило после нескольких бутылок шампанского выйти к ледовому желобу под светом прожекторов и уступить в двухместном бобе роль тормозящего чьей-то наследнице ряда отелей. Потом специализированные журналы месяцами обсуждали, смогли бы защитные шлемы спасти их, или же их не могли спасти даже шлемы. Последний официальный снимок Бобишкиного отца, под поднятой ногой которого словно подстреленный медведь сверкал серебряный двухместный 606-49, никто не мог отобрать у мамы, даже когда ее увозили в морг. А когда фотографию удалось отнять, она оказалась пропитанной кровью из перерезанных вен матери. Злата и тут пришлась ко двору, но поначалу, пока не оформила попечительство, она могла только до бессознательности поглаживать Бобишку по затылку: Все будет хорошо, милый мой мальчик. Ты никогда не будешь таким, как твой отец. Как только Злата скончалась, Боби продал родной дом и переселился в город.)
И тогда, как только перешли к текстуальной части татуировки, где-то два года тому назад, всего через несколько дней после того, как в последний раз во дворе видели деда Октавиана с его шахматами из розового дерева, тот с высоты третьего этажа упросил (ему удалось собраться с силами и встать с постели) молодого Боби, наслышавшись, что это золотой юноша, подняться наверх, чтобы написать письмо, на которое дед возлагал большие надежды. Боби не отказался, и поднимался (в общей сложности семь раз за неполный год) к подслеповатому соседу, внезапно обуянному – тебя это особенно заинтересует, Боби многозначительно подмигнул Радже, героически (как и следует тому, кто привык называть вещи своими именами) стерпев уколы иглой – идеей сюжета последнего образа, который проводит его из этого мира и т. д. Припомнил человек, что у него где-то есть внучка, и что он, наверное, сможет найти ее с чьей-нибудь помощью, и вытащил из коробочки пачечку частично зашифрованных телеграмм (таковых за полвека накопилось три штуки) на итальянском языке, и, исполнившись надеждой, вручил их мне, после чего начал жить днем, когда сможет ощупать внученъкино личико (как ощупал мое). Что же касается его самого, то он был готов моментально, после этого ощупывания, позволить внученьке навечно закрыть его усталые глаза своей воздушной рученькой.
Чокнулись за