зачем теперь все усложнять. После очередных трех месяцев скитания по подворотням и закоулкам улиц Японии, его приемная мать (Мэна, кажется ее звали), подхватила воспаление легких и после шести мучительных ночей, со слезами на глазах, покинула этот зловонный мир.
Приемный отец. – Теперь будет легче. Больше еды.
И как на это должен был отреагировать шестилетний ребенок!? Вопрос без ответа. Но точно знал, что от этого человека, чьего имени он не знал, нужно срочно делать ноги. Он является источником проблем: опоил жену, проиграв при этом все то, с чем можно было посмотреть в далекое будущее и прекрасно укоренить корни в любой ячейке предпринимательства, довел Мэну до гниения, которая несмотря ни на что, продолжала отдавать этому вечному нытику последние крохи себя (любовь! Самое кошмарное, что смогло придумать человечество), и кто его знает сколько до этого периода дерьма, он еще успел натворить бед.
На этой ноте закончилась очередная сырая ночь Акайо Окумура, и он плавно попытался уйти в сон, чтобы утром хорошенько обдумать эту свежую идею и понять, что ему теперь от этой жизни нужно.
Каланитисса. – Когда это уже закончится? Я больше не выдержу этой мути.
Король Каланитисса не мог найти себе места в подсознание близнеца японца.
Окумура ничего не ответил на его слова. Он так увлеченно наблюдал за несчастной судьбой брата, словно это был его самый любимый фильм, который давно уже был засмотрен до дыр, но все равно, при каждом новом повторе преподносил что-то новое.
Детское мышление – вещь хрупкая и не так вычислительна. На принятие решения понадобилось больше времени, чем он сам того ожидал. Вот уже третью ночь, лежа в коробке из-под холодильника, Акайо разглядывал убывающую луну и шептал себе под нос:
Акайо (тот, кому принадлежит это имя). – Завтра. Я сделаю это завтра.
Каланитисса. – Твою-то мать. Ваше время еще более бесчеловечно. Он его что, съесть собирается!?
Окумура был полностью погружен в воспоминания брата и даже не пытался из них выйти.
Каланитисса. – Да очнись же ты наконец! Ты разве не видишь этого?
Акайо (тот, кто присвоил себе это имя). – Он смог дожить до встречи со мной, а значит его время еще не пришло. Не мешай мне!
Каланитисса (вне себя от ярости). – Чертов идиот! Но вот почему меня закинуло именно в твой сосуд. У твоего брата, чье имя ты посмел так нагло отобрать, куда больше мужества.
Акайо. – Ты хочешь это обсудить?
Каланитисса (ни разу не моргнув). – Да, вот только боюсь момент не подходящий. Я дождусь, пока смогу от тебя избавиться и вот тогда-то мы с тобой поговорим.
Но студент уже вновь был в забвение и не реагировал на возгласы своей самой темной части души.
Было примерно часа четыре утра. Может половина пятого. Точным было то, что рассвет еще не наступил.
Ребенок,