к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Животворящая святыня!
Земля была б без них мертва…
Летят воспоминания к брегам бесценным родины моей…
Вынул хлеба ломоток
И поехал на восток…
Дядя Ваня ехал на родину.
На родину он ездил часто. И звала его туда светлая приятная ностальгия. Любил он родные места, где прошли детство и юность.
Жил он недалеко от родины – в небольшом посёлке – всего в десяти километрах.
Но иногда его тянуло туда, где дышится легче и видится светлее, и чувствуется вольготнее и полней, и где даже воздух особенный – хороший и вкусный, сродни запаху испечённого матерью ржаного хлеба.
Приехав на родину, навещал он стоявший закрытым осиротевший родительский дом, заходил в сад, летом косил траву, зимой чистил снег, отправлялся проведать братьев, другую родню и друзей.
Подпитывался, набирался сил и духа, а потом возвращался домой окрепшим и счастливым. Родина давала ощущение… А вот не передать словами этой жажды жизни и удовлетворённости, причастности и приобщённости, духовной наполненности, незыблемости связей, крепости корней, принадлежности родной земле, где жили поколения за поколениями все предки, любили, радовались, грустили, работали, преодолевали невзгоды и достигали намеченного, растили детей и уходили в дальнюю даль, в светлую память, в вечную жизнь.
Любил дядя Ваня эти поездки на родину. И часто совершал свой путь, радующий и обогащающий душу, словно ритуал соблюдал.
Вот и сейчас в выходной воскресный день ехал он на рабочем газике по новенькому асфальтированному шоссе в центральной России – среди пшеничных полей под июльским голубым небом в начале восьмидесятых.
Вспоминал он, как ходил в школу по этой дороге. В его родной деревне школы не было, а в соседней – только семилетка, и старшеклассники перебирались в ближайший посёлок, в интернат, учились там, а по субботам после уроков большой весёлой оравой возвращались домой, чтобы в понедельник утром опять собраться вместе и преодолеть десяток километров. Теперь дядя Ваня жил в этом посёлке, работал, занимал определённый пост и всегда знал цену барреля нефти.
«Сейчас хорошо! – думал он, выкручивая направо баранку на повороте. – Сел в машину – пятнадцать минут – и на месте. А пешком!»
Хотя в хорошую погоду такая прогулка была даже приятной. А вот в ненастье, в дождь, в осеннюю распутицу, когда ноги в резиновых отяжелевших от прилипшей чавкающей грязи сапогах увязали в чернозёме, идти по бездорожью было трудно. Или зимой по трескучему морозу, или в метель, когда шли «по столбам» – не было в чистом поле других ориентиров – только снег, едва различимый след, направление и внутреннее чутьё. И асфальта не было. А если идти в одиночку – так совсем скучно. Хотя по молодости