пояс. Те сделали шаги вперед и назад и стали четырьмя ростом с меня.
– Хватит? – Весело спросил Ворон. – Я так долго могу.
– Хватит. – Бесцветным тоном откликнулся я. Чувств не было, была только холодная бездушная ярость. В 22-м веке христианской эры я инспектировал рай для роботов, так у нас как раз такое эмоциональное состояние было.
Ворон двумя шагами вернулся из копий в себя
– Будем делать ловушки-живоловки, – инструктировал я, – с тебя два оленьих трупа для жил и приманки.
– На кого охотимся? – Осведомился Ворон.
– На охотников. – Буркнул я, погрузившись в план.
Ворон иронически-одобрительно поджал клюв, завернулся в левое крыло, свернул себя в никуда и исчез.
Я осмотрел арсенал. Малый Совет, видать, сильно раскаивался, что возбудил когда-то боевой дух воинов, и теперь руками-ногами цеплялся за возможность прекратить войну. Чего только они мне не насовали. Копья с наконечниками острыми, тупыми, зазубренными. Зелья для копий болевые, убивающие, обездвиживающие. О! Здоровущий моток жил. Всё, план созрел.
Шестеро охотников на бросок копья друг от друга прочесывали лес. Толстый Бобёр шел крайним левым, заметил след, прокуковал. Ближайший – Полосатый Хорек – подошел, посмотрел, стрекотнул сорокой. Подошли остальные. На подзоле и хвое отпечатались следы Предательского Мыша – глубокие, видно нес что-то тяжелое. Добыча? Можно отнять, да и самого схарчить.
Бесшумно и быстро как дым на ветру охотники потекли по следу. Отпечатки становились всё четче, вышли на холм. С холма в трех полетах копья был виден Мыш с полутушей оленя на закорках. Уже не прячась, охотники побежали со склона. Вот, Мыш их заметил, постоял, колеблясь, бросил полутушу, побежал – неловко и спотыкаясь. Главный – Сизый Волк – махнул Красивому Оленю остаться с тушей, пятеро побежали дальше. Болото, бревно, Мыш уже спрыгивал с него на берег, охотники побежали по бревну. На середине бревна замедлились, дальше бежали как-то неловко. Спрыгнули на берег. Мыш уже близко карабкался на обрыв. Охотники, поднимая ноги, быстро осмотрели подошвы. Бревно оказалось усеяно чем-то острым, даже кроманьонские стопы кровоточили. Не до мелочей, побежали дальше, полезли на обрыв. Подъем, что ли, стал круче? Ноги, руки стали тяжеленые – каждая весом с зубра. Дальше – тьма. В бревно я заколотил руку полных рук49 кремневых осколков и щедро обляпал бревно зельями: обезболивающим, сонным и обездвиживающим.
Солнце не прошло ширину диска, охотники очнулись от боли. Я повесил каждого на сук: локти перебросил сзади навстречу друг другу, ноги связал друг с другом, обмотав петлю вокруг шеи. Вернулся, волоча Красивого Оленя: его замучила боль в колене, он перебрал с корнем дурмана, осоловел и я сбил его копьем с тупым наконечником.
Я не учел, что Тигр теперь не просто не помогает, а воюет против. Он послал муравьев. Когда я приволок Красивого Оленя, на сучьях никого не было. Веревки из оленьих жил валялись на земле, погрызенные муравьями и порванные. К счастью, барахло я спрятал в тайнике. Но делать-то что?
– Ворон! –