Успешные тоже плачут, или Как я лечила головную боль, вызванную профессиональным выгоранием
кто как это определял в моем окружении.
2020-й год налетел сонмом командировок, выездных тренингов и поездок в Альпы на горнолыжку. Путешествия сменялись с такой частотой, что в московскую квартиру порой приходилось заезжать только для того, чтобы переночевать и переменить чемодан. Я наслаждалась своей активностью и была на эмоциональном подъеме. Тем больнее было падение.
На конец марта 2020-го года была запланирована поездка в Мюнхен – посетить выставку Der Blau Reiter1 да послушать в Мюнхенской филармонии симфонический оркестр под управлением Гергиева. Но внезапно мир накрыл коронавирус, сначала казавшийся далеким, «китайским», но быстро охвативший и Европу, а вслед за ней – Россию. Предстоящий полет в Мюнхен я отменила по собственной инициативе еще в начале марта, а к середине марта перелеты между странами в принципе были приостановлены. Москва погрузилась в оцепенение локдауна.
Первые два месяца коронавирусной эпохи – март и апрель 2020-го года – запомнились слабо. Специфика моей работы инвестиционного аналитика заключается в том, что именно в кризисные времена наступает пик рабочей нагрузки: сбор и анализ информации, построение и адаптация финансовых моделей, рабочие звонки, консультации, встречи (в описываемом случае – онлайн), подготовка и публикация отчетов и презентаций, комментарии для прессы. Домашний режим и ограничения в передвижении по городу позволяли еще глубже, чем когда бы то ни было, погрузиться в рабочий процесс, ведь альтернатив оставалось немного.
Приходилось работать по многу часов подряд, порой по 14-16 часов в сутки, а тот факт, что я работала в международной компании и контактировала с инвесторами и коллегами по всему миру, фактически переводил мой рабочий график в режим нон-стоп: скажем, утром я должна была общаться с коллегами из Азиатско-Тихоокеанского региона, вечером наступал на пятки московскому времени Лондон, а следом и Нью-Йорк.
Пожалуй, я даже получала удовольствие от сознания своей профессиональной востребованности и «центральности» для ряда ключевых задач: все равно, кроме работы, дома делать было нечего. Рабочая история представлялась «пожаром наивысшей степени сложности», гасить который было почетно. «Большая журналистская удача, блин», – как пробормотал один обозреватель во время «живого» репортажа о запуске ракеты, которая не взлетела и взорвалась прямо в прямом эфире. Ну то есть, теоретически говоря, из наступившего кризиса необходимо было выжать все возможное для своей карьеры и репутации. Вот я и выжимала, и, в общем-то, с успехом, неподдельным интересом и даже с энтузиазмом.
Тут самое время упомянуть, что в своей московской квартире я жила одна. Так сложилось, что мой муж уже в течение продолжительного времени жил за городом, поскольку оттуда ему было быстрее добираться до работы, и мы – в нормальное, допандемийное время – просто регулярно ездили друг к другу в гости. Старший сын и две дочери-студентки, как я уже упомянула ранее, незадолго до описываемых