Раздвигая границы. Воспоминания дипломата, журналиста, историка в записи и литературной редакции Татьяны Ждановой
что сопротивления нет, гвардейцы заняли наш квартал и, поскольку наш дом стоял на виду, расположили в нем штаб-квартиру. Нам, хозяевам, дали одну комнату на всех, собрав там же всю нашу мебель.
В остальных комнатах соорудили казарму. Разумеется, мы, дети, с большим вниманием за всем этим наблюдали.
Вскоре к нам в дом привели нескольких партизан, захваченных в горах отрядами новой Национальной гвардии. Так мы впервые увидели драматические сцены жестокого обращения с пленными, бессмысленные допросы и побои. Проведя свои допросы, военная разведка арестовала весь гражданский состав «народного правительства» во главе с Афанасией и также привела к нам домой. Там были булочник из Одессы дядя Авраам, чьи сыновья воевали в ΕΛΑΣ, хозяева продуктового и овощного магазинов, слесарь, да и вообще большинство местных мелких торговцев. Все эти бедные люди, которых мы хорошо знали, в течение ноября превратились в социальных антагонистов и были очень напуганы. Но, к счастью, их не расстреляли.
Неожиданно для нас с сестрой, мама обратилась к начальнику. Очень спокойно и убедительно она сказала, что все эти люди – мирные граждане и попали сюда по какому-то недоразумению. Офицер, недавно мобилизованный из запаса журналист, знавший моего отца, по-видимому, тоже не хотел впадать в крайности и всех отпустил… Слава Богу! Если бы не мамино вмешательство, англичане отправили бы всех арестованных военным кораблем в лагерь военнопленных в Северной Африке, и неизвестно, когда бы они оттуда вышли.
К слову сказать, некоторым из реально запятнавших себя членов «народного правительства» удалось под шумок скрыться от возмездия соседей-горожан. Так, например, бесследно исчез парикмахер Велизариос, возглавлявший при недолгой коммунистической власти местную ячейку ОПΛА. Парикмахера впоследствии заочно обвиняли в том, что он под покровом ночи проник в госпиталь, где лежали несколько пожилых психикиотов из числа его бывших клиентов, и перерезал им горло той же бритвой, которой он прежде сбривал им щетину.
Помню, как в ночь, когда отступали партизаны, двое молодых людей из их рядов, в экзотичных черных партизанских шапках и при оружии, подошли ко мне: «Ты знаешь, где мы можем спрятаться?» – «Может, возле церкви?» – предположил я. Кажется, они так и поступили и спрятались в церковном подвале. Дело кончилось тем, что, когда пришла Национальная гвардия, один успел удрать, а второй погиб от пули. Под ближайшими соснами его и закопали местные жители.
Позже я как-то шел в школу – она была тогда в церкви – и увидел, что из-под земли торчит сапог. Я понял, что там похоронен человек, и остановился. Под сосной я нашел вещи, которые погибший хранил в своих карманах. Там было несколько патронов немецкого происхождения, черная с красным нашивка со словами «Свобода или смерть!» (по-видимому, эти партизаны принадлежали к знаменитому отряду под командованием еще живого на тот момент комиссара Велухиотиса) и алюминиевое кольцо с инициалами по-латински.
Недавно,