словно передались Рутенбергу и его помощникам. С раннего утра до позднего вечера они носились по городу, искали квартиры для складов оружия и боеприпасов, связывались с рабочими предприятий, производящих вооружение. Пригодились связи Рутенберга на Путиловском заводе, и ему удалось приобрести там винтовки и патроны, сделанные по заказу для российской армии, воюющей в Порт-Артуре. Бомбы, полученные от армян, приняла боевая организация эсеров. Они пошли на исполнение террористических актов, число которых в 1905 году стало заметно больше. Кое-что удалось получить и из армейских арсеналов. Помогли сочувствующие эсерам офицеры и солдаты. Но для вооружённого восстания оружия не хватало.
«Джон Графтон»
1
В мае Рутенберг вернулся из России в Париж и оказался втянутым в историю, которая могла бы оказаться чрезвычайно болезненной для российской власти.
Война с Японской империей была необходимой России для усиления своего влияния и контроля в Манчжурии, Корее и Жёлтом море. Министр внутренних дел и шеф Жандармов Вячеслав Константинович фон Плеве подталкивал командование армии и флота к началу военных действий. Военный министр Алексей Куропаткин обвинил его в содействии развязыванию войны. Плеве ответил: «Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война». Он был по-своему прав, но в июле 1904 года его убил член Боевой организации эсеров Егор Созонов. К войне Россия ещё не была готова, план военно-стратегической подготовки к кампании против восточного соседа оказался неосуществлённым до конца. Она терпела поражения на суше и на море. Пал Порт-Артур, сражение под Мукденом было проиграно, русская эскадра потерпела жестокое поражение в Японском море у острова Цусима.
В Европе эти события широко освещались прессой. Рутенберг каждое утро выходил на улицу к ближнему киоску, покупал газеты и с интересом читал о событиях далёкой войны. Ещё год назад Путиловский завод работал над крупным заказом военного ведомства, и он и его мастерская были заняты производством и ремонтом необходимых инструментов. И теперь в его сознании всё соединилось в одну картину. Он видел, что неудачи Российской империи на Дальнем Востоке вызвали в стране революционную ситуацию. Как профессиональный революционер, стремящийся к уничтожению самодержавия, от поражений царской армии он испытывал явное удовлетворение. Но Рутенберг и не мог предполагать, что эта война своим крылом коснётся его опять.
Через несколько дней после возвращения из России он получил письмо от хорошо ему знакомого Михаила Гоца, члена Центрального комитета партии эсеров. Он назначал встречу, важность которой, писал приятель, очень велика. Встретились они в кафе на бульваре Бомарше и, заказав кофе и круассаны, сели за столик на тротуаре.
– Не будем растекаться мыслью по древу, Пётр Моисеевич, – сказал Гоц, подчёркивая ещё раз серьёзность разговора. – Товарищи попросили меня дать тебе важное поручение.
– Я внимательно слушаю, Михаил Рафаилович.
– Ты знаком с Конни Циллиакусом?
– Нет, но слышал о нём от Бориса Викторовича.
– Его зовут Конрад Виктор,