я не владела «Глазом Орла» однажды я шла в свою комнату, чтобы переодеться и пойти на мессу. Проходя мимо покоев Софии, в едва приоткрытую дверь я увидела, что фигура моей матери склонилась над камином, чтобы бросить в огонь новорожденного ребёнка Софии. У неё было жуткое выражение лица, какого я раньше никогда не видела.
Бедная София, дрожа всем телом, пыталась вырвать сына из рук хозяйки замка.
– Помилуйте, леди, не делайте этого, не берите грех на душу. Мой сын….он ни в чём не виноват.
– Зато ты виновата, шлюха! Из-за тебя мой муж отдалился от меня. Я уничтожу это кельтское отродье, ибо твой сын – незаконнорожденный, и он никогда не сможет претендовать на имущество моё и моего мужа, и на имя.
– Пусть так, только прошу Вас, сохраните ему жизнь. Когда мой сын вырастет, до конца дней своих он будет молиться за Вас. Умоляю, не убивайте его! Умоляю Вас!
Она бросилась перед моей матерью на колени, чем ещё больше вызвала раздражение леди Унгвильды.
– Пощадите, умоляю Вас, леди!
Мать посмотрела в ясные чистые глаза Софии, которые всегда мне казались такими безмятежными, будто ничего не могло поколебать целостность этой кельтской красавицы. Она никогда не была озлобленной, а просто выполняла свои обязанности прислуги, прекрасно ладя с остальными.
Любил ли её мой отец? Мне кажется, она была его отдушиной, музой, несмотря на то, что лорд Элмулд никогда не был поэтом. Ни одна соперница не могла не ощущать подобной любви, чувствовала её и моя мать.
Языки жестокого огня лизали нежную головку младенца, который неистово кричал и надрывался, он понимал, что находился в руках не женщины, а хищницы, способной убить его, несмотря на то, что он совсем недавно получил право на жизнь. Это право у него безвозвратно отнимали.
– Матушка, не делайте этого! Умоляю вас! – я подскочила к матери и упала перед ней на колени вместе с Софией.
– Я же говорила тебе, Элизабет, не водись с этой женщиной, она – ведьма! И если бы не твой отец, я давно вышвырнула бы её отсюда. Но твоему отцу, возможно, всё равно, что вместе с женой он содержит и любовницу, ему всё равно, что думает о нём двор Эгберта.
Не могу сейчас точно сказать, почему леди Унгвильда, всё же, сжалилась над малюткой. Возможно, в тот момент её взгляд упал на «Евангелие», подаренное мне тётей Редбургой, которое я в порыве бросила на каменный пол, и она не пожелала «впасть в грех». Возможно, что-то изменилось в ней, её тело обмякло, дикое сверкание глаз исчезло. Я осторожно взяла ребёнка в свои руки и передала его Софии.
– Разве можно так обращаться с «Евангелием»!
Она бросила суровый взгляд на пол, подняла книгу в дорогом переплёте, пролистала несколько страниц.
– Жизнь ценнее даже самой дорогой и изысканной книги, – сказала я.
Мать усмехнулась:
– Жизнь кельтского выродка не стоит ничего! Запомни это.
Я видела, как крепко сжала София своего младенца, поцеловала его в лобик.
– Простите, леди,