продадут на чёрном рынке даже свою родную мать и которые, без сомнения, продали все мои документы и анкеты, где от меня требовали всю правду, в советскую разведку. Впрочем, я уже сталкивался с ними в Камп-Кинге[8], где персонал лагеря прикарманил мои 5000 рублей, золотую булавку для галстука и даже дешевый портсигар из желтого металла.
Впрочем, я был бедный человек. Но там были полковники и генералы СС и гестапо, у которых были мешочки бриллиантов. Так вот за ними и охотилась американская разведка. Они сидели в Германии и занимались мародерством. Если говорят, что русские солдаты у немцев часы забирали, то американцы воровали по-крупному. Причем из моей работы с перебежчиками я знал примеры воровства более серьезного. Там был такой еврей по фамилии Ольшванг, который работал в советской администрации и заведовал пунктом по приему золота у немцев. Потом он собрал мешочек золота и немножко бриллиантиков и решил: “Что я, дурак, отдавать это советской власти?!” – и сбежал в американскую зону. Американцы обрадовались: вот, прибежал хороший человек и принес нам мешочек золота, обокрали его, а потом выбросили».
Далее Крымов писал, что отношение к перебежчикам изменилось в связи началом психологической войны. Фундаментом ее были не столько разведки и их структуры вроде «Голоса Америки» и радио «Свобода», сколько Гарвардский университет, разработавший не только концепцию размывания советского строя, но и выделивший тот контингент, обработку которого необходимо было осуществить для достижения вышеуказанной цели. В то время и было создано Центральное объединение послевоенных эмигрантов из СССР (ЦОПЭ), оно объединяло всех «новейших» эмигрантов и это тоже была база для ведения психологической войны против Советского Союза.
«Американцы народ практичный, – писал Крымов. – Чтобы повысить приток перебежчиков, американская разведка в порядке психологической войны создала в Берлине специальный батальон из проституток, чтобы переманивать на Запад советских офицеров. Дело поставили на широкую ногу, и проституткам платили по твёрдому прейскуранту: за лейтенанта 20 000 марок, за капитана – 25 000, а за майора все 30 000 марок. Но шутки с любовью чаще всего кончались плохо. Люди, которых переманивали на Запад при помощи проституток, женщин или мужчин, вскоре догадывались, что их обманули, чувствовали себя как рыба, выброшенная на песок, спивались, опускались на социальное дно и в конечном результате как последняя форма бессильного протеста уходили назад в СССР – на верный расстрел».
Здесь опять чувство меры и вины, а может, и желание еще раз показать значимыми причины бегства за рубеж делали записки Крымова неадекватными обстановке. Чувствовалось, что записки написаны для того же «Посева» и рассчитаны на тот же контингент, который выделили спецы Гарвардского университета. На самом деле, возвращавшийся в Союз перебежчик мог нести ответственность только за преступления, которые совершил. И если в отношении него не было приговора об осуждении его к высшей мере наказания, то и о расстреле не могло идти