всего доброго и даже не шелохнулась. Набравшись опыта, наводя порядок в делах магазина, она приобрела вкус к хорошо продуманным мизансценам. Полицейскому не оставалось ничего иного, как подняться со стула, – согласен он или нет. А мне надо было обдумать теперь все рассказанное комиссаром об отце (пусть я не все до конца понял) и решить: верить или нет.
– Хау!
– Да? Публичный дом… и что за второе слово?
– Плаституния? – попробовал вспомнить Карсон.
– Не знаю… Что-то вроде этого…
– Тогда сначала посмотрим «публичный дом». В словаре «Эспаза», да.
– «Публичный дом: дом терпимости, лупанарий, бордель».
– Черт… Нужно смотреть том на «Д». Вот.
– «Дом терпимости: публичный дом, лупанарий, дом с продажными женщинами».
Молчание. Все трое несколько растерялись.
– А «лупанарий»?
– «Лупанарий: дом терпимости, бордель, публичный дом». Вот блин! Lugar o casa que sirve de guarida a gente de mal vivir[132].
– Теперь «бордель».
– «Бордель: дом терпимости, лупанарий».
– Черт.
– Эй, подожди. Casa o lugar en que se falta al decoro con ruido у confusión[133].
Получается, что отец владел домами терпимости, то есть домами, где шумели и был беспорядок. И за это его убили?
– А если посмотрим «пластитунию»?
– А как это будет по-испански?
Мы помолчали. Адриа был растерян.
– Хау!
– Да?
– Это все не из-за шума. Это из-за секса.
– Уверен?
– Уверен. Когда воин достигает возраста и становится мужчиной, шаман объясняет ему секреты секса.
– Когда я достигну возраста, мне никто не объяснит секреты секса.
Молчание – с оттенком горечи. Потом я слышу, как кто-то коротко сплюнул.
– Говори, Карсон!
– Я бы сказал…
– Ну так говори!
– Нет. Ты еще не в том возрасте.
Шериф Карсон был прав. Я вечно не в том возрасте. То слишком молод, то слишком стар.
– Положи руки в горячую воду. Вытаскивай, вытаскивай, чтобы они не слишком размякли. Пройдись. Не нервничай. Успокойся. Ходи. Дыши глубоко. Теперь остановись. Вот так. Очень хорошо. Думай о начале. Посмотри на вход в зал и поприветствуй. Хорошо. Теперь поприветствуй. Нет, парень, не так, боже ты мой! Ты должен поклониться, должен сдаться публике. Не изнемогать, нет. А так, чтобы публика решила, что ты сдался на ее милость. Но когда ты поднимешься до моего уровня, то узнаешь, что ты – лучший и что другие должны преклонять колени перед тобой. Говорю тебе – не нервничай. Вытри руки, ты же не хочешь подхватить насморк? Возьми скрипку. Ласкай ее, властвуй, думай, что ты велишь ей делать то, что хочешь. Думай о первых тактах. Вот так, без смычка, изобрази, будто касаешься струн. Очень хорошо. Теперь можешь вернуться к гаммам.
Маэстро Манлеу, пылая восторгом, вышел из гримерки, и я смог нормально дышать. Я успокаивался, играя гаммы, легко извлекая звуки, избегая фальши, скользя смычком, бережно расходуя