с сыном. Просто Лидия и Тимми. То, чем они занимались, вписывалось в их искореженный, изломанный мир. Многим не выпадало и того.
После Тимми лежал рядом с ней, неглубоко, рефлекторно вздыхая. Тело его было приятно нежным и помятым. Желтизна в окнах сменилась сумерками, рокот воздушного движения звучал дальним громом – или городом за двумя хребтами. Наверное, транспорты уходили к орбитальным станциям. Или звено истребителей проводило учение в атмосфере. Если не смотреть, можно счесть этот шум чем захочется. Мысли ее ушли в сторону, к тому, что глодало Лидию после рассказа Тимми.
Бартон послал его вышибать долг. Тимми вместо этого убил человека, а Бартон его не выгнал. Две точки определяют прямую, три определяют игровое поле. Бартон не всегда находил применение мальчикам вроде Тимми, но иногда находил. Сейчас Тимми ему понадобился.
Лидия вздохнула.
Надвигалась маслобойка. Так это давным-давно назвал Льев. Во всей природе существуют ритмы, время роста и время спада. Они с Тимми, и Льев, и Бартон были млекопитающими, принадлежали к природе и подчинялись ее законам и капризам. Лидия пережила уже три, если не четыре подобные катастрофы. Достаточно, чтобы узнавать признаки. Белка перед суровой зимой запасает пищу, Бартон перед маслобойкой собирал склонных к насилию людей. Придет время, будет кровь, смерть, приговоры, может, на какое-то время даже введут комендантский час. Такие, как Тимми, будут умирать десятками, жертвовать собой ради чего-то, чего не знают и не понимают. Возможно, погибнет даже кое-кто из лейтенантов Бартона, как погиб во времена, когда она была любовницей Льева, Таннер Форд. А до него Стаси Ли. И Душегуб. История ее извращенного мира отзывалась именами мертвецов – материалом, пущенным в расход. Раз Бартон решил оставить Тимми, значит, ждет. А если Бартон ждет, то, уж верно, не зря.
Тимми дышал глубоко и ровно. Так дышат во сне, только у него глаза были открыты и неподвижно смотрели в пололок. Кожа у Лидии остыла, пот высох или почти высох. Над ними кружила муха – серая точка, мотающаяся по извилистой тропинке, увертываясь от несуществующих опасностей. Лидия отставила два пальца, отвела большой и прищелкнула языком, изобразив игрушечный звук выстрела. Насекомое невозмутимо продолжало полет – маленькая жестокая фантазия Лидии его не потревожила. Лидия обернулась к Тимми. Лицо его было пустым, ничего не выражало. Он не шевелился, и тело, даже согретое оргазмом, оставалось напряженным. Мальчик был некрасив. И мужчиной не станет красавцем.
«Когда-нибудь, – подумала она, – я его потеряю. Уйдет по какому-нибудь делу и не вернется. Я даже не узнаю, что с ним сталось». Она попробовала эту мысль кончиком языка, как пустоту на месте выбитого зуба. Стало больно, очень больно, но ведь еще ничего не случилось, так что как-нибудь перетерпит. Но готовиться лучше уже сейчас. Обдумать предстоящую потерю, чтобы быть готовой, когда придет время.
Тимми, не поворачивая головы, скосил на нее глаза. Лицо по-прежнему ничего не выражало. Лидия лениво улыбнулась ему.
– О чем задумался?
Он не ответил.
Катастрофа