привыкла к отчеству. И я еще не старуха. Или старуха? Как вы думаете, я уже старая? Мне ведь уже семнадцать! Да, я старуха!
Он рассмеялся впервые за все время своего визита:
– Кто же тогда, по-вашему, я? Глубокий старик? Ведь мне уже двадцать семь.
– Да, это ужасно! – с чувством сказала она. – Ах, вы смеетесь? Слава богу! Я сумела вас рассмешить!
– А вы этого хотели?
– Нет, не знаю. Не хотела. Или хотела? Здесь все расстроятся, если вы больше не приедете. Поверьте, ваш визит для нас событие значительное. Мы ведь здесь откровенно скучаем.
– Можно мне называть вас просто Александрин?
– Как угодно. – Ей с трудом давался этот светский разговор. Хотелось рассмеяться, дернуть его за нос, растормошить.
– Александрин, я буду признателен, если вы будете называть меня не по имени-отчеству, а просто Вольдемаром.
– Так вы еще приедете, Вольдемар?
– Завтра, если хотите.
– Я хочу?
– Да, вы. Именно вы.
– Что ж, может быть, и хочу. А может быть, и нет. Нет, не хочу! А вы расскажете мне о том, как живут за границей? – жадно спросила она. – О тамошних людях, о городах? О, как я этого хочу! Очень хочу!
– Почему не сейчас?
– Если сейчас, то меня сестрицы съедят, – не выдержала до конца светский тон беседы Шурочка. – Право, и маменька злится. Я убегаю. Извините. Я больше не могу с вами разговаривать. Мне этого нельзя. Прощайте.
И она, заинтриговав его, убежала. Кокетка, искушенная в игре любовной, не смогла бы сделать больше. Но Шурочка была настоящая женщина, она и не задумывалась над тем, что делает и как это выглядит со стороны. И это произвело на него впечатление.
Лежечев уехал озадаченный, а через день вновь нанес визит в имение Иванцовых. Что тут началось! Евдокия Павловна и не знала, которой из сестер приписывать победу. А Лежечев приехал и на следующий день. И еще раз. За неделю он нанес им четыре визита, в то время как кузине Ташеньке, которую прочили ему в невесты, ни одного! Это что-нибудь, да значило!
На следующей неделе все повторилось. Заезжал к ним Владимир Никитич как бы между прочим, верхом, а не на дрожках, Иванцовы уже говорили «по-свойски», и он никого из сестер не выделял. Ровен был со всеми, всем говорил комплименты, делал мелкие презенты. В имении Иванцовых эти внезапные заезды создавали переполох, все сестры расцвели и приободрились, даже Мари похорошела. Она была уверена, что Лежечев приезжает именно из-за нее. Владимир и в самом деле подолгу беседовал с Мари, да все о книгах, некоторые ей дарил. Как оказалось, стихи. И все тут же подумали: подарок с намеком. Василий Игнатьевич всерьез задумался о приданом. А ну как они не сговорятся? Вечером в воскресенье состоялся его серьезный разговор с женой. Супруги расстались далеко за полночь, оба взволнованные, и долго еще не спали. Но волнение это было приятное. Что-то намечалось.
Так прошел месяц. Наконец о частых визитах Владимира Лежечева в имение Иванцовых заговорили и соседи. И тоже гадали: на которой же из сестер он женится? Одно