Наталья Павловна, заберите её!
– Я не могу, – возразила Таша совершенно спокойно. – Как ты не понимаешь, что я не могу?
Он выдохнул, взял её за плечо и подержал. Она пожала его пальцы.
– Ничего не трогайте там, – громко велел Владимир Иванович. – Особенно чемодан! На нём отпечатки могли остаться.
– Да никто не трогает ничего.
– Всем выйти и каюту запереть. Хорошо бы кого-нибудь у дверей поставить, – продолжал распоряжаться Владимир Иванович, – до прибытия компетентных органов. Замки г… о, пальцем можно отковырнуть!
– Поставим, – отвечал рябоватый помощник капитана.
– И записи с камер наблюдения! Наверняка понадобятся.
– Предоставим.
Люди перемещались по каюте, медленно переходили с места на место, но никто ничего не трогал – Таша заметила. Нагибался, рассматривал, выдвигал ящики и открывал двери только Владимир Иванович, и Наталья Павловна зачем-то присела, как будто для того, чтобы смахнуть с пола невидимую соринку. Даже рукой по ковру провела.
– Не тронь ничего, Наташа!
– Эх ты, мать честная, – вдруг сказал капитан с тоской, – столько лет вместе ходим! В восьмидесятом начинали. Тридцать лет с гаком, и тут – на тебе!..
– Спокойно, – холодно посоветовал Владимир Иванович. – Это всё потом.
– Легко вам рассуждать.
Тот обернулся:
– Мне? Мне легко, это точно.
Он выгнал из Ташиной каюты весь народ, погасил свет и захлопнул за собой дверь.
– Кто останется?
– Вот он останется, – капитан кивнул на старшего помощника, – а я докладывать пойду.
– Давай докладывай.
Капитан пошёл к лестнице, ведущей в рубку, но остановился.
– Как я понимаю, в тайне ничего удержать не удастся. – Он оглядел своих людей и Ташу. – Но болтовни и пустых разговоров я не потерплю.
Все молчали.
– Салон первого класса свободен, можете туда пройти, – сказал капитан Таше. – Потом придумаем, куда вас поселить. Прерывать рейс, что ли? Доложить надо.
И, печатая шаг, он пошёл по палубе.
– Ему до пенсии всего ничего, – сказал кто-то из команды, – а тут такое!..
– Сказано, не болтать!
– Семёныча жалко. Хороший мужик. Какая сволочь его!..
Таша всё думала о том, что этого не может быть. Вот то тело на полу не может быть судовым врачом – ведь только что он был живым человеком, лечил и жалел её!.. А сейчас? Что случилось? Почему он лежит на полу в её каюте, неестественно вывернув руку? И почему всё остальное осталось прежним? Вечерняя река с огоньками бакенов, далёкие берега, ровный гул машин под днищем, плеск воды и звёзды, только-только появившиеся, ещё неяркие, крохотные? Разве так бывает, чтобы человек умер, а жизнь продолжалась?
– Таш, пойдём посидим, – предложил Степан. – Давай, давай.
– Куда пойдём? – не поняла Таша.
Она была уверена, что ни сидеть, ни разговаривать теперь нельзя. Нужно что-то делать, как-то действовать, но как именно, она не могла себе представить.
– Володя