в итоге лишь горсточкой праха.
Перевод Екатерины Полянской (Санкт-Петербург)
Братислав Миланович
«Тихо в нашем доме…»
Тихо в нашем доме,
Ни воды нет, ни пищи,
Невозможно заснуть
На сопревшей подушке.
На посуде слой пыли,
В чулане висит паутина,
Жестяные рога на стенах,
На них плесневеет наша надежда,
Старые мифы,
Умолкнувший мир.
Мы говорим, но слов не слышно.
Нам снится Земля Светозарная…
Мы сидим на корточках на пороге,
Гордые, облинявшие.
Уже смутьяны о нас забыли
И давно нам палками не грозят.
Тихо в нашем доме,
В очаге блестит ледяная корка,
В зеркалах разбитые лица,
Глаза, ставшие серыми
От прошедшего и грядущего.
Уже сто лет как колокол не говорил,
Уже сто лет как не звонят телефоны,
Родные под кров не слетаются,
А коты не справляют свадьбы в подвале,
Тихо в нашем доме:
Ни вода его не зальет,
Ни гром в него не ударит.
Перевод Музы Павловой (Москва)
Совместно с порталом «Хороший текст» «Юность» публикует работы победителей конкурса «Любовное стихотворение»
Ирина Толстикова
Страшила и волшебник
Куда ты шла с конфетками в кармане,
С коробкой разноцветных капитошек,
Простая, как полотна Пиросмани.
Изящная, как черная калоша?
Условия условному рефлексу
Поставлены, как жесткий ультиматум.
Страшила шла к волшебнику за сексом,
Загадочная, как шпионка Мата.
Волшебник был не то чтоб очень добрый.
Волшебник был красивый, как лисица.
Опасный, как испуганная кобра.
Страшила – она та еще тупица.
Как Муська за кошачьей дикой мятой,
Она чесала, матушка-природа,
Заранее в разорванном и мятом
По самым оживленным огородам.
Ей сельский хор читал «Безумству храбрых…»,
Она была для местных не чужая,
Но без горизонтального макабра
Не будет, как известно, урожая.
И вот она лежит на мягкой пашне,
Подарок без коробки и без банта.
Волшебник подошел во всем домашнем.
В халате, на серебряных пуантах.
Она просила сразу слишком много.
Он на нее смотрел тепло и мерзко,
С какою-то брезгливой поволокой,
Как будто страсть тушил по-пионерски.
А ей-то что? А что ей, в общем, надо?
Побулькать, как кипящее варенье.
Услышать заклинание «Авада…»
И стать благоуханным удобреньем.
Вчера я вспоминала о Страшиле,
Когда хрустящий хлеб с повидлом ела.
В башке твоей опилки. В попе шило.
Твой первый и последний танец – белый.
Vasily Shomov
Ты ждешь
Ты ждешь