провинциальном университете,
на кампусе среди студентов и каких-то хиппи, йиппи или йети
(один Бог знает, что это за дети),
ты созидаешь сигаретный дым,
в котором приютился русский норов,
туман у Малой и Большой Невы
и пепел от салонных разговоров,
приятных споров, дружеских подколов,
что, впрочем, тоже навевают сплин.
Энн Арбор, глушь и вечная сонливость.
Спасает «Бушмилс», реже баскетбол,
порою «Ардис» выдает сюрпризы
(Парнок, Платонов, Бабель, Гиппиус),
но в целом пустота и ничего.
И остаются женщины да память
в элегиях Архангельской зимы:
их можно сочетать друг с другом, разве
не забывать поставить лед и в вазе
подрезать стебли, чтоб цвели цветы.
«Постареешь, обрюзгнешь, нацепишь очки…»
Постареешь, обрюзгнешь, нацепишь очки,
на хитон и хламиду заменишь футболку,
на руке будут сонно болтаться котлы,
но уже не для времени – просто, без толку;
по разбитым дорогам завянут шузы,
заржавеют от выпивки медные трубы,
негасимый огонь превратится в пустырь,
а ты сам обернешься надгробием грубым,
на котором легко прочитать пару строк,
пару строк о величии замысла Бога:
«Это был человек, совершенный никто,
но сумел утонуть в ангелическом слоге».
Владимир Косогов
Родился в 1986 году в Железногорске. Окончил филологический факультет Курского государственного университета. Публиковался в журналах «Арион», «Знамя», «Октябрь», «Нева», «Сибирские огни», «Москва». Лауреат поэтического конкурса «Заблудившийся трамвай», международного Волошинского конкурса, премии «Лицей».
«Это все набухают на ветках почки!..»
Е. К.
Это все набухают на ветках почки!
Это все щебечут над ухом птички!
Это люди уходят поодиночке,
как в обугленных шляпах худые спички.
Я и сам не чувствую облегчения,
я всю зиму мучил стихотворение.
Получилось хуже, чем ожидалось:
жизнь ушла на вдохе, судьба – осталась.
Так и что теперь, не писать ни строчки,
чтобы вдруг никакой не случилось стычки?
Приглядеться если – видны листочки,
восхищаются жаворонки, синички.
«Уже не человека – пленника…»
Уже не человека – пленника
Иных, заоблачных миров —
Спросил: «Позвать тебе священника?»
Отец кивнул без лишних слов.
Ведет дорога на заклание
Рабов Твоих в глухой тупик,
Чтоб для последнего свидания
Прийти в сознание на миг.
И длится до реанимации
Смертельный бой – предсмертный час.
А что не в силах попрощаться мы,
Так – то не главное сейчас.
«Выучил чиновничий язык…»
Сергею