вывалились из облачности на глиссаде. Опять пошли доклады высотомера – и напряженное ожидание.
На этот раз ветер смилостивился, и коснуться полосы удалось ровно там, где рассчитывал Львович. Самолет тряхнуло, когда колеса основных стоек, а потом и носовой встали на бетон.
– Реверс.
– Есть реверс.
– Тормозим.
Привязные ремни всех четверых ощутимо натянулись, когда раскрылись ковши реверсов, и двигатели взвыли, отбрасывая воздух вперед и затормаживая многотонный самолет.
– Шестьдесят… сорок… двадцать пять… Катманду-контроль, «Жар-Птица» посадку произвел.
– Принял, работайте с рулением на сто шестнадцать точка пять.
Миша покрутил верньеры второй радиостанции, настраивая ее на частоту 116.5:
– Руление-Катманду, добрый вечер, «Жар-Птица», просим указаний по рулению.
– Добрый вечер, разворачивайтесь и освобождайте по Альфа-Один.
«Веселый Роджер» остановился в пятидесяти метрах от плоскости турка, торчащей над полосой практически на высоте его кабины. Саша поежился от тошнотворной мысли, что случилось бы, если бы сделать это не удалось. Пилоты тем временем оценили обстановку: чтобы попасть к рулежной дорожке Альфа-Один, соединявшей перрон аэропорта с полосой, нужно было развернуться на сто восемьдесят градусов практически на месте. Ближайшая рулежка, Альфа-Два, ремонтировалась, остальные три – заблокировал собой выкатившийся турок.
– Саша, Эдик, – решился Львович. – Готовьтесь вылезать, будете мне с земли подсказывать, как разворачиваться. Я местным не доверяю.
– Сделаем, – пожал плечами инженер, отстегивая привязные ремни. – Пошли, Саня!
– «Жар-Птица», развернуться на полосе сможете? – запоздало осведомилась вышка, заметив, что самолет не приступает пока к маневру.
– Сможем, – ответил Львович. – Мои техники спустятся по веревочной лестнице и будут контролировать мой разворот. Пожалуйста, ждите.
– Принял, нам некуда торопиться. Порт закрыт.
– Саша, Эдик, можно открывать, – крикнул через плечо Львович. – Температурка плюс тринадцать, ветер семь узлов26, утеплитесь там!
– Уже работаем.
Бортоператор и инженер надели под комбинезоны теплые вязаные свитера, а потом достали из ящика под одним из сидений плотно свернутую четырехметровую веревочную лестницу. На одном из концов ее были специальные металлические крепления. Их присоединили к гнездам в полу кухни, после чего Эдик отключил аварийный трап и распахнул входную дверь. В лица друзьям жахнуло арктическим холодом с заоблачных вершин. Было, конечно, неуютно вылезать из двери прямо перед работающим двигателем, но он молотил на малом газу и опасности не представлял, – если, конечно, держаться подальше от воздухозаборника и не соваться прямо во вращающийся вентилятор.
– Пошла, родимая! – выбросил Эдик лестницу в люк. Размотавшись, она аккурат достала до земли. – Спускайся, я уши возьму.
– Давай, –