и «Сказки для мышат». Последняя была сильно потёртая и зачитана до дыр. Её Пискушу подарили родители на день рождения. Сначала ему мама читала сказки перед сном, а когда он подрос и научился читать, он перечитывал их снова и снова. Это была его любимая книжка. Рядом с книгами находился альбом для рисования. Иногда он доставал оттуда лист бумаги, делил его на две части и давал их вместе с угольками малышам, приходившим с мамами.
Они увлекательно чиркали всякие картинки, а Пискуш подсказывал, как правильно рисовать. Карандаши и кисточки он не давал никому, боясь, что их погрызут и испортят. После таких художеств мамы долго отмывали мышатам лапки, но всё же были довольны, что детвора не пищала полдня под носом и не носилась с бусинками в футбол, а была занята делом.
В один из таких дней к Пискушу пожаловала семья Мышбильдорн – господин О́грыз с женой Крсарией и двумя противными и несносными сыновьями. Пока все сидели за столом, пили молоко из расписных чашек Пискуша, (налитое в очередной раз Зуичем в блюдце за печкой, и которое Пискуш успешно перелил себе в бутылочку с помощью трубочки), – всё шло прекрасно. Господин О́грыз рассказывал, о том, что заставило их мигрировать аж из Англии в Россию, и какие лишения пришлось пережить его семье по пути сюда. И первое, с чем они столкнулись – это с невоспитанностью мышиного населения России – они почему-то все в его имени делали ударение на последний слог, а в имени жены всегда вставляли букву «ы» перед «с», не обращая никакого внимания на замечания, доводя этим Крсарию до бешенства.
Пискуш их сочувственно слушал, а сыновья Мышбильдорн в это время надгрызали всё, что успевали схватить на столе, разбрасывая крошки по полу.
– Не стоит волноваться, Пискуш, – говорила Крсария. – Малыши во время игры успеют проголодаться, вот и подберут всё, что разбросали.
Она улыбнулась, обнажив свои слишком выдающиеся вперёд два верхних зуба. Пискуш догадался, почему её прозвали «Крысария».
– Слыхали мы, что ты прекрасно рисуешь портреты, Пискуш! – радостно воскликнула Крсария. – Мне бы очень хотелось иметь свой портрет у себя дома! Я тогда смогла бы всем моим гостям рекомендовать тебя, как талантливого художника! – она снова улыбнулась своей крысиной улыбкой.
Пискуш меньше всего ожидал подобное предложение не потому, что не был тщеславным, а потому, что ему очень не хотелось рисовать портрет Крсарии: он не мог обманывать самого себя – он рисовал так, как видел. Едва он собрался деликатно отказать, как услышал восторженное одобрение О́грыза Мышбильдорна:
– Дорогая, это прекрасная идея! Надеюсь, Пискуш будет столь любезен и не откажет нам в этом удовольствии!
Пискуш совсем не желал доставлять им такое удовольствие, но он был вежливым и добрым мышонком и вовсе не хотел стать частью «невоспитанного мышиного населения». Поэтому он пригласил Крсарию пересесть на стул возле мольберта и принялся рисовать.
Пока Пискуш рисовал, двое сыновей носились по комнате, гоняя бусинки, подгрызали