новый круг жизни. Только в конце апреля пришло, наконец, первое, еще не жаркое, тепло, и тогда быстро, будто догоняя упущенное время, зазеленели улицы и городские парки.
Расставшись с Фроловым, Никитин решил домой не торопиться. Хотелось праздно пройтись по вечернему городу, чтобы на свежем воздухе хорошо обдумать только что случившийся разговор у крыльца архива.
«Что Фролов знает о вагоне?».
Алексей пересек небольшую площадь, где при слабом свете двух грязных лампочек, висевших на столбах, перепоясанные платками старушки торговали редиской и молодой картошкой. Потом прошел длинную улицу Садовую и стал спускаться по круто шедшей вниз, прямо к Пушкинскому парку, Петровской улице.
«Здесь мне всегда хорошо… Почему? – мысли, еще минуту назад устало пульсировавшие вокруг таинственного Фролова, незаметно отклонились в сторону. – Почему на Садовой, наоборот, у меня всегда и беспричинно портится настроение? Наверно, окружающие нас неодушевленные предметы действительно заряжены пока еще не ясной для науки энергией – со знаками плюс или минус, эта энергия, взаимодействуя с энергией человека, усиливает или ослабляет нас… Если это так, тогда история каждого города – это не только пронесшиеся над городом события и судьбы живших в нем людей, а и сформированное временем его энергетическое поле – лицо города. У только что построенных городов лица нет, поэтому они холодны и неуютны; у старых, но разрушенных временем или войной – лишь осколки лица…».
Энергетическое поле краевого центра К., по воле политиков пережившего не одну мировую встряску, хранили немногие строения. Мимо одного из них, с любопытством поглядывая на зарешеченные окна подвала, где находился маленький ресторан, и шел сейчас Никитин.
Дом этот с хорошо сохранившимся портиком на фасаде и входом, украшенным декоративным фронтоном, уже почти сто лет прочно стоял на тяжелом каменном фундаменте. Построил его еще в прошлом веке местный фабрикант и владелец нескольких гектаров городской земли Иван Пантелеевич Мурзак, слывший в округе человеком не только беспутным и развратным (об этих качествах Мурзака публика, будто и критикуя, рассказывала всегда с неизменным оттенком восхищения и даже зависти), но и большим поклонником изящных искусств. Иван Пантелеевич в городе открыл и содержал на свои деньги клуб поэтов, театр оперетты (где оперетты ставились редко, а в основном игрались водевили местных самодеятельных драматургов), организовал выпуск альманаха «Любовные приключения в стихах и прозе» – издавались в год две толстые книжки; наконец, Мурзак привез из-за границы австрийца-архитектора и его помощника по инженерной части, которые между загулами, к которым в компании с хозяином оказались большими охотниками, спроектировали и построили этот двухэтажный особняк. В старое свое жилье хозяин, к тому времени еще не обзаведшийся семьей, переселил клуб поэтов вместе с муниципальной библиотекой и читальным залом, в новом доме второй этаж занял сам, а на первый