за ним. А всем известно – чтобы завалить кабана, собакам надлежит облепить его со всех сторон и висеть, не разжимая зубов, пока не подоспеют охотники и не пустят несчастной жертве кровь.
День начинался очень хорошо, на рассвете сияло яркое солнце, на небе не видно было ни облачка, слегка дул ветерок и щебетали пташки, не спешившие в придверии зимы покидать окрестных лесов. Однако пока охотники неслись промеж стволов деревьев за зверем, небо затянуло, ветер усилился, а птицы вдруг неожиданно смолкли, будто им некто отдал приказ замолчать. Фридрих ни за что бы не обратил на это никакого внимания, потому что был настолько увлечён погоней, что мир в тот миг существовал для него только в этой охоте. Пока он со своими спутниками безуспешно пытался нагнать кабана, краем глаза барон вдруг заметил другого, притаившегося в кустах неподалёку. Кабан, видя, как рьяно несутся люди за его сородичем, испуганно взвизгнул и припустил что было мочи в другую сторону. Решив, что эти трое сами справятся с ретивой добычей, Фридрих попридержал коня, развернул его немного и вновь пришпорил. «Если я один получу такую добычу, то при дворе мне выйдет большой почёт», выстрелило у него в голове, «пускай они носятся за этим полоумным животным хоть до вечера, я же добуду себе своего! Он словно нарочно показался мне из кустов, дабы принести счастье!».
Какое уж счастье может быть от убийства невинного животного, спросите вы? Но в те времена, как уже было сказано, даже человеческая жизнь ни во что не ставилась, чего уж там говорить о кабаньей! Убить зверя – вот почёт и слава! И чем крупнее он будет, тем больше будет успех в свете. А этот кабан был очень крупным, и хотя барон стал преследовать его без своей своры, он, тем не менее, рассчитывал уложить его выстрелом из ружья, нужно было только выгнать кабана на открытое пространство, быстро соскочить с лошади и выстрелить. Но тут случилось неожиданное – лошадь барона спотыкнулась неведомо обо что и, перевернувшись через голову, сделала в воздухе пируэт, достойный циркового. Перед тем, как она рухнула в кусты, Фридрих успел вылететь из седла, не запутавшись в стременах, и, сгруппировавшись, откатился в сторону. Теперь о продолжении охоты даже и речи не было.
Фридрих поднялся на ноги и огляделся. Место это оказалось ему совсем незнакомо, он не был здесь ни разу в жизни, однако одна деталь мигом приковала к себе его внимание. Это был тот самый кабан, за которым он мгновение назад гнался. Он стоял чуть поодаль, будто и не удирал изо всех сил только что, внимательно рассматривая своего преследователя. Барон замер от неожиданности, ибо никогда в жизни не чувствовал на себе столь сосредоточенного и сверлящего взгляда – кабан будто залезал ему в душу. И тут он поймал себя на мысли, что по его жилам растекается леденящий ужас. Кабан, глядя ему в глаза, улыбался! Он улыбался настоящей человеческой улыбкой, когда губы расплываются в разные стороны! У него это выходило, разумеется, немного коряво, потому что мешали клыки, торчавшие с обеих сторон, но он улыбался…. Фридрих стоял как вкопанный,