ты еще не понимаешь! Зеленый!» – беззлобно хохотнул Заглятдинов: – «Жена – мой воздух».
Все сказал. И больше ничего не прибавил.
А Беркуту почему-то впечаталась в мозг эта короткая фраза. И теперь вдруг всплыла в памяти. Стала гораздо более актуальной, чем прежде.
Хотя само слово «семья» Беркут еще не применял к ласточке.
Но ощущение «она уезжает» было именно сродни лишению кислорода. Аля стала воздухом Беркута. И поэтому она была так нужна…
Она стала его дыханием…
Независимая и самодостаточная, недоверчивая и чужая. И при этом его собственная. До странной, ноющей боли в груди и спертого дыхания, когда приходилось глотать воздух мелкими порциями. Так теплой водой смачивают саднящее ангиной горло.
Беркут смотрел на то место, где пропала его машина с Алей и не мог отойти от окна.
Прислонился лбом к прохладному стеклу и дышал. Дышал. Дышал.
Но побороть ощущение не выходило.
До этой минуты Беркут считал, что плохо ему было, когда ласточка возмущалась, обвиняла. Намекала, что он извращенец, насильник и еще бог знает кто.
Но нет! Тогда ему было хорошо. А плохо стало теперь… Вот теперь он понял – что значит «плохо»…
Поэтому Беркут спустился вниз и стремительно вышел из дома.
Раннее утро пахло росой. Где-то вдалеке небо выплакалось дождем и слабый ветерок приносил влажную свежесть.
Солнце и нагнетающийся в воздухе жар обещали погожий летний день.
В воздухе пахло прогретой хвоей, липовым цветом и медовым нектаром цветов.
С небольшого искусственного водоема, который Беркут соорудил в лесу, тянуло камышами и кувшинками.
Тепло, светло и мухи не кусают.
Почему же у Беркута так муторно на душе?
Аж хочется зарычать, вырубить лес или что-то разбить.
А потом, всю ночь выть на Луну…
Аля
Наверное, после всего случившегося, меня уже ничего не удивляло. «Удивлялка» перегрелась и отключилась на время.
Поэтому даже Ирина, которая после вчерашнего «улетного вечера» дежурила возле моего забора, с двумя банками соленых огурцов, уже не вызвала особых эмоций.
Как ни странно, в доме Беркута я прекрасно выспалась. Хотя и проснулась чуть свет. На часах машины, которая доставила меня точно к моему забору, значилось 7:12 по Москве.
Ирина переминалась с ноги на ногу, стучалась в калитку и оглядывалась. Словно считала, что я пошла прогуляться в такой час. Да еще и после ночных приключений.
Ну да. Чего только не померещится с похмелья-то. Другая вообще сейчас лежала бы пластом и по-пластунски ползала за рассолом на кухню. Но это было совсем не про Ирину.
Кроссовер Беркута подруга восприняла примерно также, как крокодила, который подошел и попросил закурить, при этом изящно поправляя воротник смокинга с бабочкой.
Уставилась, не моргая, застыла соляным столбом, обнаружив меня рядом с водителем черной громадины.
Когда