поднялся на крышу. В курилке было пусто. Я попетлял между воздушными коробами, блоками систем вентиляции. Потом увидел тонкую спину Инги. Она сидела на краю, на бортике, за спутниковой тарелкой. Со стороны не заметишь. Не знал бы, что она где-то тут, не нашёл бы. Я залез на стенку и сел рядом. От сумасшедшей глубины под ногами закружилась голова, и сетчатая галерея в метре ниже не давала перепуганному мозгу облегчения.
– Привет, – сказал я.
– Привет, – улыбнулась она в ответ. – Боишься высоты?
– Я? Нет.
– Хорошо. Тут есть горизонт. Скажи, как можно жить в городе без горизонта?
Я тоже посмотрел вдаль, борясь с подкатившей тошнотой. Я боялся высоты до паники, до стоячей дыбом шерсти. Я делал вид, что мне не страшно, но мои пальцы побелели, вцепившись в горячий бетон.
Когда-то в детстве отец взял меня в горы. Он вывел меня к обрыву и взял на руки. Потом я долго висел над пропастью вниз головой, а отцовские руки больно сжимали мои тощие лодыжки. Он рычал на меня:
«Смотри! Не жмурься, открой глаза, кому сказал! Учись плевать в лицо своему страху!»
Но я только облевал его кроссовки, и он кинул меня на землю. Я корчился у его ног и изрыгал желчь, потому что желудок был уже пуст. А он харкнул на траву в сантиметре от моего носа и уселся на край скалы, свесив ноги. Может, он хотел таким образом вылечить меня от боязни высоты, но я думаю, что он просто конченный маньяк, который кайфовал, издеваясь надо мной. Мне было лет пять.
И обо всём этом я рассказывал Инге сквозь кислый вкус рвоты, лежа на гальке крыши, а она отпаивала меня водой из бутылочки. Судьба у меня такая: постоянно обсираться рядом с этой женщиной. Я поморщился, и висок стянуло. Твою же ж мать, я ещё и плакал… Саттаров, сука, кругом прав. Я вообще себя не контролирую.
Инга достала из сумочки длинную сигарету.
– Будешь?
Мы уже сидели плечом к плечу на гальке, привалившись к бортику.
– Давай, – кивнул я, – не знал, что ты куришь.
Я затянулся из её пальцев. Она тоже сделала затяжку и выпустила струйку дыма.
– Я, как сказал герой в старой комедии, курю редко и только после секса.
– А у нас был секс? Я б заметил.
Она рассмеялась.
– Не в физическом плане, но такой катарсис… Ощущение, как будто был.
Наши ощущения совпали.
– Юл… Прости, но дурацкое имя.
– Согласен, – горько усмехнулся я. – Тяжело, когда предки с головой не дружат. Я думал сменить, и забил. Хоть не Алёша.
– Дай угадаю. Мама сохла по Юлу Бриннеру.
– Она не настолько старая. Хуже… По Гаю Юлию Цезарю. Но от Гая что-то её удержало.
Инга прыснула, потом прислонилась щекой к моему плечу.
– Теперь я вижу, ты живой.
– Чтобы стать живым надо обосраться?
– Да… Бывает, этого достаточно. Ты так боишься показать свою слабость, что готов свалиться с небоскрёба. Страх обнажить свои недостатки – это тоже слабость.
– Я привык. У нас только дай слабину – разорвут. Быть женщиной,