инфу… Какая красивая! Наш пациент, железно. Берём, вешай сигналку.
¶
– Саби, – горячее дыхание Марата обожгло шею, – ну, Саби, ну котёнок, давай.
– Я не могу, – вздохнула Сабина.
– Почему? – шепнул он, зарываясь носом в её волосы.
– Потому что… Мне до свадьбы нельзя.
– Саби, – коснулся он губами её плеча, – ты тоже хочешь.
– Хочу, но не могу…
– Са-аби, котёнок, любимая, это Москва, сейчас двадцать первый век, а не Средневековье какое-то. Сейчас всё можно. – Его рука мягко и безуспешно пыталась втиснуться между сжатых коленок.
– Москва у тебя, я – в Средневековье.
– Са-аби-и, – рука коснулась груди.
– Марат, – сжалась ладонь, не пуская дальше.
Разжались пружины у пацана, ослабли жгуты. Марат отвернулся, поник. Саби обняла его сзади, прижалась щекой к спине.
– Нельзя, котик, правда нельзя. Меня убьют, и тебя убьют. Не понарошку, по-настоящему. Ну потерпи, я что-нибудь придумаю, – Сабина коснулась губами торчащей сквозь футболку лопатки: – Я очень тебя люблю. Только никому не говори, хорошо? – Её тихий шёпот слышал только он. И два человека у огромного экрана.
Благотворитель
«До конца маршрута осталось сто метров», – объявил навигатор. Тушин на черепашьей скорости полз мимо бетонного забора с кольцами колючей проволоки поверху. Он навалился грудью на руль и вывернул голову, потрясённо рассматривая защищённый периметр детского интерната.
– Тут держат детей? – спросил он Лисицыну.
– Тут держат подростков с девиантным 15поведением, – уточнила она. – Вы не очень понимаете, что это значит. Про синдром депривации 16слышали? Он тут у каждого первого.
– Вероника Семёновна, а можно для тех, кто консерваториев не кончал, чтоб не гуглить.
– Вас мама обнимала? А их нет. Они не знают, что такое любовь, искреннее отношение. Для них любая коммуникация – торговля. Они с раннего детства учатся манипулировать чувствами людей, чтобы их обняли, приласкали, дали добавку или игрушку. Дети-торгаши. На самом деле они ничего не чувствуют. Ничего позитивного.
– Ничего себе речи у детского психолога, – удивлённо вытаращил глаза Тушин.
– Это речи опытного психолога, – отрезала Лисицына. – Я очень хочу им помочь, но обычно, им моя помощь не нужна. Чувствовать для них – это испытывать боль. Выковыряйте черепаху из панциря и скажите, что ей так будет лучше. Аналогия понятна? Моя работа заключается в том, чтобы выковыривать их из панцирей, а поменять среду вокруг них не в моих силах. К сожалению.
Тушин молчал.
– Что молчите? Думали меня только деньги волнуют? – Лисицыной почему-то захотелось оправдаться. – Когда окажетесь внутри, помните: вокруг вас гениальные маленькие актеры с узким репертуаром. Не верьте ни единому их слову, движению и эмоции. Представляйте, что вы в театре, а они зачитывают свой текст. Будет немного легче.
Впереди показался провал в заборе. Углублённые ворота, дверь проходной.