от болезненных прикосновений.
– Как же ты так, милая? – задумчиво, будто сама себе, произнесла она. – Разве тебя моя доченька обидела? Она же у меня поздняя и единственная, бывает капризная излишне. Все же без отца растет.
Женщина гладила ладонь Аи, казалось, ничуть не питая злобы к ней.
– Ты, я вижу, плакала, лицо, вон, какое опухшее. Мама твоя сильно расстроилась, – она говорила совсем тихо. – Берегите мамочек своих. И друг друга берегите. Нельзя привыкать к ненависти с самого детства. Хочешь компоту?
– Да, немножко.
У Аи в горле стоял ком, готовый лопнуть и рассыпаться брызгами рыданий.
Ей протянули стакан с малиновой жидкостью. Она окунула в него опухшие и дрожащие губы. Сладкая влага обласкала ее пересохший рот. Ая пила маленькими глоточками, слушая бормотания мамы девочки, наказанной Аей за ее вредность и противность, которые не умещались в ее понимании настоящей дружбы. Имела ли Ая на это право? Наверное, нет. Но в те минуты ей было жаль только эту бормочущую женщину, а не ее избалованного отпрыска.
– Спасибо, очень вкусно.
Ая поставила стакан на чистый стол, покрытый полинявшей клеенкой. Осмотрелась. Все вокруг говорило о бедности хозяйки. Изысканные, импортные, что было редкостью и привилегией блатных, вещи ее дочери, видимо, высасывали все доходы и сбережения.
Женщина смотрела на нее полным сочувствия и прощения взглядом.
– Вы совсем не сердитесь на меня?
– Нет. Ты же дитя еще несмышленое. Не Бог твоей рукой двигал, зато он доченьку мою сберег. Все будет хорошо. Я помолюсь за тебя, – она тыльной стороной ладони вытерла Аины щеки. – Ты плачешь, значит, раскаиваешься. А это уже великое чудо души.
– Простите меня.
Ая вышла из печального, душного сумрака квартиры во двор, залитый солнцем, неся в изхлестанном родной мамой сердце прощение этой женщины, и чувствовала себя легкой и счастливой.
Ссадины затянулись, а боль от побоев утихла через неделю. Краткие «да» и «нет» между нею и мамой сменились привычным телеграммным общением без лишних пауз, знаков препинаний и прилагательных. Ая не сказала ей о малиновом компоте и своем похождении в соседний дом, увенчанном ее «простите», как никогда не вспоминала ее мать унизительную тряску своей маленькой дочери под столом меж ножек стульев.
Все как-то тихо успокоилось. Аю простила пострадавшая девочка и ее мать, сама Ая простила жестокость своей мамы, хотя так и не услышала этого удивительного, спасительного слова «прости» из ее уст.
***
Глава 3. Туфли
Через год появился отчим. Не любящий ни Аю, ни ее сестренку. Взрывной, нетерпимый, апполоновского телосложения и пьющий. Те же скандалы с криками и внезапными примирениями, вечная нехватка денег в доме и сестренки, растущие, как трава. Он ненавидел Аю за ее молчаливый стержень, не принимающий его за главу в доме.
Его любимым занятием после алкоголя было чтение исторических романов на диване в гостиной в одних плавках с закинутой