допытывался я, будто летчик перед рейсом,
– Ээм – замялась Мэлоди – по вечерам бывает ветрено.
– Точно – с неподходящим энтузиазмом покивали остальные – вечерами сильно холодает.
– Насколько сильно? – подозрительно спросил я.
– Не ниже температуры тела – отмахнулась Индия – что ты придираешься?
– Что я придираюсь?! Вы в курсе, что такое положение дел это вообще-то ненормально!
– Мы в курсе – хмуро ответили они.
– А дождь тут когда-нибудь был?
Все задумчиво посмотрели друг на друга, при этом Мэлоди занервничала так, словно в ее обязанности входил контроль погоды.
– На моей памяти нет – ответил Геллерт, он почесал подбородок и вопросительно посмотрел на Индию.
– Нет, никогда.
Я пытался оставаться бесстрастным, но мое лицо начало само по себе сжиматься в недовольно скорбную мину.
– Не видел вечером луну или месяц… – предпринял я последнюю попытку.
– Тоже нет – извиняющимся голосом ответили они.
«Должно быть местный небосклон забетонировали – подумал я – и теперь тут вечно будет кружить циклон отчаяния и депрессии, что ж, подходящая погода для моего племени».
Заметив, как сникло мое настроение, желающая выставить город в лучшем свете Мэлоди, обморочно подняла глаза к потолку, и из симпатии к ней, я смягчился и попробовал пошутить:
– Ну и отлично, что без дождя, ведь я не захватил с собой зонтик.
Лицо Мэлоди засияло, она посмотрела на остальных, призывая разделить радость вместе с ней, как будто ее личное счастье напрямую зависело от настроения окружающих. Остальные сделали вид, что слышали ложь и похуже.
Глава 3. Трехмесячный почетный работник
Вторая ночь, лишенная тягот усталости, прошла ужасно. Я лежал на кровати и прислушивался к каждому шороху в стенах мотеля. Ночная жизнь здания напоминала метроном со множеством интервалов и стрелок, каждая из которых вступает в свою очередь. Сначала в кране начинала капать вода, потом с крыши раздавались звуки, похожие на скрежет когтей, и в последнюю очередь подключались обертона шарканья мистера Баффина, который, судя по громкости, расхаживал прямо у меня под дверью. В напряжении я прислушивался к каждому щелчку и мышиному писку, и уставая от бдения, засыпал под утро. От недостатка сна в голове у меня все снова стало перемешиваться. Ситуация, в которую я попал, казалось, должна была разозлить или озадачить меня, и я даже постарался направить гнев на дядю с тетей за эту несправедливую ссылку, но понял, что мне все равно. День сейчас или ночь, темно на улице или светло, жив я или мертв, какая в сущности разница.
Индия сказала, что я привыкну жить в бесконечных сумерках, хотя мое зрение начнет портиться, а кожа станет пепельно-бледной. Вскоре у нас с Мэлоди на эту тему появилась несмешная шутка, выставляя вперед руку вместо приветствия, она серьезным тоном спрашивала:
– Яичная скорлупа или слоновая кость?
– Кость,