узкая коричневая долина.
Я остановилась и, показав на эту скалу, спросила:
– Синклер, что это?
– Пик Дьявола.
У него была карта. Мы сели, развернули ее и расправили против ветра. На ней мы идентифицировали окружавшие нас горные вершины. Бен-Вроттен, Керн-Тоул, Бен-Макдуи и длинный хребет, который вел к Кернгормскому плато.
– А эта долина?
– Глен-Ди.
– А маленький ручей?
– Маленький ручей, как ты выразилась, – это и есть сама могучая река Ди. В своих истоках, конечно.
Мне и в самом деле казалось странным, что этот скромный поток и великая река, которую мы видели утром, – одно и то же.
Мы съели немного шоколада и снова пустились в путь, на этот раз, слава богу, вниз под гору. Теперь мы вышли на длинную тропу, которая вела к самому Лейриг-Гру. Тропа извивалась впереди нас небрежной белой лентой через коричневую траву и отлого поднималась к далекой точке на горизонте, где горы и небо, казалось, встречались. Мы шли, и пик Дьявола возвышался впереди нас, а затем над нами и в конце концов остался позади. Мы были одни – совершенно, абсолютно одни. Нам не встречались ни кролики, ни зайцы, ни олени, ни куропатки, ни орлы – ни одно живое существо. Ничто не нарушало тишину, только мерные звуки наших шагов и насвистывание Синклера.
Много сельди и еды, Много торфа и воды, Много шумной детворы – Вот наш тост для Мэри!
Внезапно я увидела дом – это была каменная лачуга, приютившаяся у подножия холма на противоположном берегу реки.
– Что это там? – спросила я.
– Там укрываются альпинисты или обычные туристы, как мы с тобой, когда погода портится.
– Как у нас со временем?
– Пока успеваем, – ответил Синклер.
Еще какое-то время я шла молча, а потом призналась ему:
– Я проголодалась.
Синклер посмотрел на меня через плечо и улыбнулся.
– Вот дойдем до той лачуги, – пообещал он, – и поедим.
Чуть позже мы лежали, растянувшись на густой траве. Синклер вместо подушки положил под голову свой свитер, а я легла затылком ему на живот. Я смотрела в пустое синее небо и думала, что быть двоюродными родственниками довольно странно, – время от времени мы были близки, как родные брат с сестрой, но порой между нами чувствовалось какое-то напряжение. Наверное, это потому, что мы уже не дети… Потому, что Синклер казался мне необычайно привлекательным, – и все же это не полностью объясняло то инстинктивное отчуждение, которое я испытывала, словно где-то в подсознании у меня прозвенел тревожный звоночек.
Муха или мошка – в общем, какой-то жучок сел на мое лицо, и я смахнула его. Насекомое, отлетев, через несколько мгновений приземлилось на меня снова. Я сказала:
– Черт тебя побери!
– Черт побери – кого? – послышался сонный голос Синклера.
– Да муху.
– Где?
– На носу у меня.
Он опустил руку, чтобы отогнать муху. Его пальцы легли на