сочной, манящей, а той, рядом с которой хочется замереть, слушать, вникать и, даже возражая, не повышать голос.
Детские крики переросли в многоголосый фальцет, а позже в визги, кто-то кого-то пришиб или был в процессе.
– Так! – из прохода в кухню появилась мать.
Замира была одета в простое домашнее платье по колено, приталенное, из тонкой ткани. Стояла жара. Волосы она убрала наверх и заколола, коса, обёрнутая несколько раз вокруг головы, держалась крепко. Сдёрнутая косынка Тиси, которую надевала на голову, суетясь на кухне, и дочерей приучала к этому, цветной тряпкой болталась в руках матери.
Хиджаб в семье Файзулиных женщины не носили. Никогда. Ни по каким праздникам, ни в какие люди. Отец был не более верующим мусульманином, чем его православные соседи, что русские, что крещёные татары, выпивающие во время Великого поста, а потом заглатывающие шашлыки на Пасху. Какие-то традиции соблюдались, какие-то – нет. Верила лишь эби, она же и покрывала голову, но никогда на невестку и внучек не давила. Тем более, сам Арслан был против, считал – не стоит выделяться, люди этого не любят. Село было наполовину татарское, на четверть мусульманское, а вот город – нет. А соблюдение религиозных норм не терпит избирательности.
– Ну-ка, дел у вас нет? – строго прикрикнула мать. – Алсу, марш на кухню, нам с Каримой помощь нужна, Назар, тебя ждут не дождутся грядки с огурцами, Динар, не ты ли с утра обещал убраться в комнатах? Ну-ка, живо!
– Мамочка!
– Ну!
– У-у-у-у-у! – Послышалось недовольное со всех сторон.
Замира лишь улыбнулась краешками глаз и порывисто обняла старшего.
– Ух, – Дамир засмеялся, крепко обнимая мать. – Думал, мне тоже прилетит.
– Прилетит, прилетит, – его потрепали по голове, взлохматив волосы, как когда-то в детстве, Дамир зажмурил глаза. Почти забытое чувство, родное, щемящее. Как же хорошо дома. И пахнет оглушающее вкусно.
За кухонным столом Карима споро нарезала овощи. К ней присоединилась Алсу, косынка кособоко была накручена на светлой головке, выглядывали две жидкие косицы. Мелькнула мысль – сестричке пошла бы короткая стрижка, торчащие, некрасивые косички лишь подчёркивали остренькую, худую мордашку девочки.
Хотя, что Дамир в этом мог понимать? Может, и у Каримы так же торчали волосёнки в десять-то лет, ему тогда дела не было до сестры. А сейчас, смотри, какая красавица выросла. Угловатая пока, конечно, но видно – года через два придётся Арслану Файзулину играть свадьбу, такую красоту долго дома не удержишь, как бы не передержать. Волосы у Каримы пышные, материнские, с рыжеватым отливом, собраны в причудливую косу, как она вчера сказала – рыбкой, что ли, или пташкой. Ноги длинные, худенькая, шея длинная. Розовый фламинго, а не девушка. А мордашка детская ещё, прыщ на носу вскочил.
– В тебя влюбился кто-то, – пошутил Дамир, изо всех сил стараясь не засмеяться, показывая пальцем на нос.
Карима залилась таким румянцем, что парню стало не по себе. Несколько лет назад она смеялась вместе с братом, отмахивалась, кричала, что ей никто