удобнее и практичнее, но длинные волосы было легче собрать в тугой хвост или узел, чтобы затем на долгое время забыть о прядях, лезущих в глаза при работе. Сирша в задумчивости занялась причёской. Черные волнистые пряди ложились на белые плечи, создавая удивительный контраст. В зеркало за летавшей туда-сюда расчёской наблюдали из-под тени ресниц фиолетовые задумчивые глаза. Мамины. Но взгляд был затуманен, обращённый больше к мыслям, чем к внешнему миру.
…Доска, эта внезапная странная доска. Слишком уж сильно выпирала она, и с ней что-то нужно было сделать. Сирша, даже не замечая, стала тарабанить пальцами по деревянной поверхности подзеркальника, в такт какому-то импровизированному ритму. Зачем трогать старую деревяшку? Девушка не могла найти рационального объяснения своему назойливому желанию, но любопытство всё же брало верх, подначивая найти лом, которым можно было бы подцепить доску.
Желание порождает действие. Искать долго не пришлось: продолговатая железяка соперничала по грозности с таким же массивным молотом в старой покосившейся сараюшке, за домом. Правда, пришлось пройти через разверзнутую пасть чернеющего подвала, но это уже не пугало Сиршу так, как в далёком детстве. Однако хладное и влажное дыхание чёрной дыры не позволяло забыть о ней, омрачая мысли своим смрадом: что-то гнилое, уже разложившееся хотело заявить о своём присутствии любым способом.
Судорожно сглотнув, пытаясь вернуть влагу в пересохший рот, Сирша отвела взгляд от манящей черноты и перепрыгнула её как можно скорее. Нельзя всматриваться в тьму, иначе она начинает становиться твоей частью.
Не так сложно было отыскать нужный инструмент, как решиться его применить. Что-то останавливало, пытаясь достучаться сквозь любопытство тревожной дробью сердца. А вдруг, а вдруг, а вдруг?..
…Она всё же набралась решимости, вздохнула и просунула лом в промежуток между этими чёртовыми досками. Если там ничего нет – то она просто испортит стену, но тревога по поводу этих досок её сжирала. С ними было что-то не так. Они бы не говорили с ней, не звали, не пели скрипучими голосами в её голове, не просили убрать их с того места, к которому они совсем не шли и не были там нужны. КРАК! – доски обиженно взвизгнули от такой возмутительной выходки. КРА-А-К! – она отогнула их, со страхом стараясь не смотреть вовнутрь. КРА-А-А-К! Последний край доски был вырван, что называется, с мясом: кусочки штукатурки, бумаги и бетона остались на доске. Сирша с сожалением, словно извиняясь, дотронулась до выдранных частей стены: ведь они уже успели с ней срастись, несмотря на то, что к ней совсем не подходили. И всё же, ради чего она это сделала? Девушка осторожно заглянула в зияющую в стене неровную дыру, напоминающую загнившую, незаживающую рану. Оттуда пахнуло плесенью, сыростью, мерзкий запах был до тошноты невыносим. Сначала Сирше не удавалось ничего рассмотреть, столь темно было внутри этого отверстия. Однако она упорно продолжала вглядываться. Наконец глаза несколько привыкли к скудному свету и…
Непроницаемая