или тангенс, и слушал мои рассказы о них с тем же выражением лица, что и рассказы об экзотических животных, которых я видела на представлении у тайе Катански.
Но он не осуждал.
– Тогда глупости это, а не жених, когда просто, – фыркнула Бонни, – должна быть любовь.
– Кому должна? – спросила я скорее ради самого спора, чем ради ответа.
– А как иначе?
– В моих кругах редко женятся по любви, – пожала плечами я, – всегда есть причина.
– Любовь…
– Не причина, – я покачала головой, – любовь – баловство, как танцы. Чтобы сбежать от реальности.
Теперь я понимала.
Раньше моей реальностью был дом, где я, такая, какая есть, не была нужна. Была нужна Еленька – и я вжилась в ее мягкую шкурку, и даже научилась находить в этом бездумном бытии удовольствие. Сложно избавиться от нее полностью – потому что она тоже я, и она останется со мной до самой смерти.
Теперь моя реальность – академия. И не стоит сокрушаться об Элии или о папеньке, потому что в этой реальности их нет и быть не может.
Есть только я.
Эля.
Есть что-то волшебное в смене имени на кличку, в отказе от фамилии и достижений предков. Возможно, это часть той магии, что сделает из меня настоящую ведьму, которой я совершенно не рвусь быть.
Можно плыть по течению и легко стать ведьмой. Как стала ей тетенька.
Я…
Не думаю, что я этого хочу.
Глава 5
В этом вообще есть хоть какой-то смысл? Так… не бывает! Магия какая-то… А, точно.
Закат длился уже часа четыре – если доверять моему восприятию времени, конечно. Я не знала, как ведьмы смогли провернуть такой фокус, и пребывала в восхищении, смешанном с опасениями.
В пропорции примерно три к одному, где три – это опасения.
А вдруг Щиц не придет? А вдруг он не сможет прийти? Если время на этом холме идет иначе и само солнце замерло на одном месте, возможно ли сюда прорваться без приглашения? Я очень сомневалась, что Щицу выдали бы приглашение.
У Бонни из кармана выглядывала Царапинка. Эта черепашка символизировала мою судьбу, если Щиц все-таки не придет. Как я ни старалась, не могла увидеть ничего привлекательного в ее морщинистой шее или якобы утонченно-расписном панцире, по твердости напоминавшем ногти стариков. Черепахи с рождения символизируют старость. Даже смешные черепашата ковыляют, как маленькие старички.
Да, Щиц – горбун, и не то чтобы от разглядывания его перекошенной спины можно было получить больше эстетического удовольствия, чем от общения с Царапинкой. Но он человек.
Даже самый некрасивый человек не вызовет у меня такого отвращения, как вызывают животные. Хотя мертвых животных я предпочитаю живым: к Каркаре я почти привыкла. Наверное, потому, что она для меня скорее диковинный магический механизм, лишь по недоразумению сделанный из костей и перьев, когда-то принадлежавших живой птице.
Впрочем, я навострилась скрывать свое отношение. Еще дома, когда мне показывали котят, слепо тычущихся в живот довольной