чтобы о моих тайнах трепалась вся ваша группа и все ее знакомые!
– Почему нет?
– До вас не доходит, почему я хочу сохранения тайны личной жизни?
На лицах, глядящих на меня, не было ни тени возмущения.
– Возможно, это вам нужно задаться вопросом, почему вы так настаиваете на приватности.
– Разве это не стандартная практика?
– Она допустима, но хранить тайны от других людей вреднее, чем позволить другим людям знать о ваших делах.
Хранить тайны – это способ держаться за стыд, который вам не нужен.
На каком-то уровне я понимала, о чем он говорил. Обжоры, приходившие на встречи выздоравливающих, поправлялись, если рассказывали свои истории. Но каждая 12-шаговая встреча начинается с напоминания: Все, что вы здесь услышите, останется здесь, когда вы уйдете. Когда эту фразу читают вслух, люди на встрече хором повторяют: Верно! Верно! Доктор Розен был обязан хранить мои тайны как мой психиатр, но здесь находились еще пять человек, которые услышат каждое произнесенное мной слово. Стены комнаты групповой терапии не были преградой для стремящегося наружу потока информации. Что, если я однажды стырила денежки в адвокатской фирме, на будущем рабочем месте? Что, если у меня синдром раздраженного кишечника и я обделалась прямо на Мичиган-авеню? Что, если я спала с человеком, не знающим правил пунктуации? Что я буду чувствовать, зная, что какой-нибудь Джо Чмо из мужской группы, собирающейся по средам, в любой момент может услышать обо всех подробностях акробатического секса, которым я надеюсь однажды заняться?
– И что я от этого получу?
Я тогда не знала, что этот вопрос будет вылетать из моего рта столько раз, что превратится отчасти в мантру, отчасти в коронную фразу.
– Место, куда сможете приходить и говорить о чем угодно, а вас не будут просить хранить чьи-то тайны. Никогда.
В конце сеанса доктор Розен сложил перед собой ладони.
– На этом сегодня остановимся.
Все встали. Для меня доктор Розен пояснил:
– Мы завершаем сеансы так же, как встречи 12 шагов: беремся за руки, встав в круг, и произносим молитву безмятежности. Если это доставляет вам дискомфорт, вы не обязаны участвовать.
Я в ответ сверкнула ему улыбкой «это не первое мое родео». Я только что отсидела девяносто минут групповой терапии; если кому здесь и нужна была молитва безмятежности, так это мне. Знакомые слова предназначались для помощи зависимым вступить в контакт с силой большей, чем они сами, не обращаясь ни к какой конкретной религиозной традиции: «Боже, даруй мне безмятежность принимать то, что я не могу изменить, мужество менять то, что я могу изменить, и мудрость понимать разницу между тем и другим».
После того как мы произнесли молитву, каждый повернулся к стоящему рядом человеку, чтобы обнять его. Рори и Патрис. Марти и Эд. Карлос и доктор Розен. Я наблюдала за ними, не готовая сделать шаг и прижиматься своим телом к их телам, но, когда Патрис раскрыла объятия,