Вроде и незаконно, но Эмма закрывала на всё глаза, лишь бы не уходили. Однако движение всё же было, жизнь течёт, люди уезжают, на пенсию выходят и прочее. Вот и Анна Петровна уходит. А с ней кроме учителя русского языка и литературы уходит замечательный художник, руководитель внештатной школы искусств. Что директору остаётся? Только плакать.
Но слёзы слезами, а подписать заявление директор была вынуждена.
У Антона Ивановича эти последние дни были суетливыми. Подчинённые за два года, что он командовал батальоном, привыкли к нему и не представляли, как работать под началом другого командира. Конечно, свято место пусто не бывает, поставят кого-нибудь. Но это уже будет другая часть. Другой командовать будет, плохо ли, хорошо, одно ясно – такого спеца, как Иваныч, не будет, кончились такие. Антон всё в части знал, а главное, технику знал. Где какая неразрешимая неполадка, а как в жизни без них, – бегом к командиру. Так, мол, и так, выжимной вышел из строя, на складе нет, что делать? Крякнет командир, на часы глянет и в автопарк. И сразу всё в норме, всё крутится и вертится.
– Товарищ командир, и как я до этого не додумался?
– Учись! Учись, пока я жив.
И ни ругани, ни увещеваний. Всё. Показал, научил. Главное, чтобы дело шло, чтобы колёса крутились. И они крутились. Техника в батальоне всегда исправна. И это при отсутствии снабжения запасными частями и оборудованием. Вышестоящее командование и снабжающие органы с начала перестройки только митинговали и разводили руками, дескать, ты перестраивайся, нечего пенять на кого-то, с запчастями просто: взял, поставил и отдыхай, а ты без этого как-нибудь проживи. Учись работать в сложных условиях.
Пока за Седова обязанности исполнял заместитель, но командира обещали подослать. Офицеры вздыхали – что-то будет.
«Поляну» для проводов командира накрыли в боксе тяжёлой техники. Был у них здесь закуток, где можно было собраться на мероприятие, как говорят, «по случаю». Этот закуток работал со дня создания части. Работал во все времена: собирались в годы оттепели, в застойные времена и в перестройку. Ни сухой закон, ни другие издержки политической конъюнктуры не меняли ассортимент стола и традиций. В оттепель, конечно, стол был более обилен и интересен, разной водки было много. Исчезла водка, появился спирт, бражка, самогон. В лигачёвские времена всё было, только дверь крепче закрывали, а для маскировки кефир посреди стола стоял.
Чужих не приглашали, а свои, батальонные, были в полном составе, кроме больных и дежурной службы. Традицией были и тосты. Что бы ни произошло, первым тост говорит командир. И слова были о коллективе, о дружбе и будущем. Казалось, командир уходит, о нём надо сказать. Но традиции не нарушали. Первым своё слово сказал Седов. А вот дальше слово держал замполит, он же и тамадой работал. Столько добрых слов услышать о себе Антону Ивановичу было приятно. Он восседал во главе стола с блаженной улыбкой, кивал в ответ на очередной тост и пожелания, чокался с сослуживцами и выпивал. Выпивал до дна, не