принёс домой, прошла неделя. Неделя, за которую мрачные коридоры подземелья подёрнулись тонкой дымкой воспоминаний. Первые дни она не раз тревожно оглядывалась, всё ещё не доверяя людям и ожидая погони. Ей – дочери одной из семи – не могло всё так просто сойти с рук. Но дни шли, ничего не происходило, и она всё больше и больше расслаблялась, позволяя себе ощутить то, чего не чувствовала уже долгие годы – тепло, уют и любовь.
Эйрин подошла к окну, отодвинула занавеску, чтобы приоткрыть окно. Холодный и влажный воздух ворвался в комнату, заставляя её поджать пальцы на босых ногах. Она жадно вдохнула аромат дождя и свободы, которым пахла эта ночь. Сон отступил. Если бы она не боялась разбудить людей, что её приютили, не задавая лишних вопросов, то выбежала бы во двор ловить губами первые косые капли дождя… Она потянулась, как кошка, представляя, как голые пятки скользили бы по мокрой земле, пока она бы танцевала свой вольный танец, желая взлететь в небо, подхваченная ураганным ветром…
– Эй-рин… Эй-рин… – услышала она тихий голос, еле различимый сквозь шум листвы. Сердце сжалось в один тугой комок, перестав биться. Она замерла, опомнившись только тогда, когда пальцы, побелевшие от того, что она вцепилась руками в подоконник, свело судорогой.
Эйрин медленно, словно нехотя, разжала пальцы. Она продолжала смотреть в окно, пока её губы машинально двигались, произнося знакомый с детства текст:
Отведи беду от родных людей,
От знакомых старцев и их детей,
Тонкой нитью буду я ткать судьбу,
Где я всё сумею и всё смогу.
А в голове билась только одна мысль. Её нашли.
– Дура, – выдохнула она в окно, подставляя ветру лицо. Знала же, что круг семи будет её искать. Знала, что ведьмы с людьми враждуют уже не один десяток лет. Знала, что добрая тётушка Лия, маленькая своенравная Айви и Бранд будут в опасности. И Дав.
Как только она мысленно произнесла его имя, сердце сделало мощный рывок вперёд, будто намереваясь пробить грудную клетку и вырваться из рёберных оков туда, где всегда сможет быть рядом с Да́веном… А потом затихло, затаившись в уголке. Затаилось, как только Эйрин представила, что станет с парнем, если круг семи застанет её здесь. Сможет ли мать поверить, что люди были к ней добры? Вряд ли. Она скорее поверит в то, что стоять босиком на полу в комнате, где нет никого, кроме Эйрин – всего лишь очередная жестокая пытка. А слушать дочь она не станет…
– Ну почему, почему всё так?! – Эйрин прикрыла окно и села на кровать, поджимая под себя озябшие ступни. Она лихорадочно искала выход. Ведь только вчера днём Дав поцеловал её… Стоило только подумать об этом, как дыхание участилось и потяжелело внизу живота. Чувство, которого она никогда не испытывала до этого. Она, как сейчас, помнила тот момент, когда Давен наклонился к ней, коснувшись губами её губ. Помнила, как перед глазами всё поплыло: и задний двор, и стены дома, и лицо парня подёрнулись лёгкой дымкой.
«Может, мне только послышался этот голос?» – усомнилась Эйрин, скользя невидящим