Генриха совсем близко от Терещенко. Выписывает ли Генрих столичные газеты? А если нет, то когда он сможет узнать про войну? Надо его предупредить.
Я села писать письмо Генриху, сыну нашего управляющего г-на Яцека Зборовски. Отец даровал Генриху дворянство и поместье, и под этим предлогом услал в Тавриду, чтобы остудить кое-чьи горячие головы. Это было лучшее решение из возможных.
С Генрихом и его сестрой Ясей я познакомилась месяц назад, сразу по прибытии в наш столичный особняк. И оба они, брат и сестра, стали моими друзьями и спутниками в знакомстве со столицей. Однако, мне не повезло привлечь внимание г-на Лео, племянника советника Оглы, великосветского повесы с крайне дурной репутацией. В моем присутствии г-н Лео и его прихлебатели держались в пределах вежливости, но моих спутников избрали предметом для дурных шуток, и даже оскорблений. Улучив момент, когда меня не было рядом, «шакалы» г-на Лео зашли слишком далеко, и Генрих ответил. Состоялась дуэль, о которой я узнала лишь на следующее утро. Генрих убил своего противника, но и сам был тяжело ранен. Весь ужас заключался в том, что, бросая вызов дворянину, Генрих становился преступником. От суда его спасло лишь скоропостижно дарованное дворянство, за что я была благодарна своему батюшке, а семья Зборовски его разве что не боготворила.
Прошла уже неделя с того дня, как Генрих уехал в Тавриду. Я получала от него письма, сначала краткое, с сообщением об успешной дороге и благодарностями, а потом длинное, в котором Генрих рассказывал о подаренном поместье. Из письма было заметно, что Генрих, выросший в столице, чувствовал себя неловко, внезапно оказавшись «хозяином земель и стад». Он описывал сельский дом, его скрипучие деревянные полы, чьи жалобы особенно слышны по ночам. И то, что на лист упала капелька воска, сказало мне, что Генрих писал ночью. Он рассказывал о рокоте моря, о том, что работники собирают виноград, и днями еще даже жарко, и о том, что его управляющий задает ему вопросы о хозяйстве, на которые, впрочем, сам же и отвечает, поскольку молодой хозяин еще не понимает в этих делах. Он писал, что женщины называют его «пан Зборовски», и это ему смешно, и немного жутко от своего стремительного взлета, «но я думаю о Вас, паненка Светлана, и ко мне приходит уверенность, что я справлюсь».
Невозможно мне было не ответить ему, оставить его одного бессонными южными ночами. И я села писать, заверяя его, что конечно, он справится, и хозяйство лишь поначалу кажется сложным, но его ум и усердие преодолеют затруднения.
«Милый Генрих! Очень рада, что Вы благополучно добрались, и также рада, что Вам понравилась Ваша усадьба. Я родилась в Тавриде, и эти земли мне близки и дороги. Хорошо, что Вы приехали туда осенью, ибо летом солнце жестоко к приезжим. Сейчас у вас собирают виноград. Тяжелые грозди налиты солнечным соком, которому предстоит стать благородным вином. Как странно! Я знаю, что происходит у вас. А Вы лучше меня знаете, что в столице ночные заморозки выбеливают траву в саду…
…Хочу предупредить