да все чужие, и все по-новой надо начинать, но если есть возможность пробиться… И тебя это тоже касается. Дядя Герб предлагал место…
– Консьерж не так и много получает. Даже в городе нефтяников.
– Ты и тут не процветаешь. Мы даже на кредит не накопили. А там обучение бесплатно, медицина бесплатно, ты ведь все равно через границу за таблетками мотаешься, так чего не переехать.
– Дилан, ты еще не поймешь. Потом локти кусать будешь.
– Не представляю, как это можно сделать, – отрезал мальчик. И тут же опомнился, попросил прощения. Отец взъерошил ему вихры.
– Я сегодня позвоню Герберту, договоримся. Хоть часть весенних каникул, но проведем в вечной зиме. Только потом не нуди…
– Обещаю, пап, ты не пожалеешь, вот честное слово…
– Потом скажешь, как договоримся.
– А потом мы с дядей Гербом тебя уговорим. И это я обещаю тоже. Давай я позвоню, и мы все решим? Он только рад будет.
– Не уверен, что он нас станет терпеть дольше обычного, – мужчина вздохнул. Улыбнулся чему-то, глядя вдоль улицы, на вечереющее небо. – Знаешь, я сам в твои годы все мечтал вырваться, перебраться, куда подальше, прочь от постылого общества, от своих юношеских неудач, от… да от всего. Единственным лучом света в цепочке разочарований стала встреча с твоим отцом. Я очень надеюсь, что у тебя жизнь сложится лучше, мой мальчик. Жаль, что я так мало могу тебе дать.
– Ну, это пока, – тут же ответил малыш, улыбаясь. Мужчина кивнул ему в ответ. Оба встряхнулись и двинулись от торгового центра в сторону автобусной остановки.
Безобразная Марфа
Федерико Феллини и Джульетте Мазине
После заутрени к ней прибежали: малышня, человек пять, не больше. Кричали только что услышанное – от соседок, выходивших из церкви, да с амвона провозглашаемое. Потом начали кидаться камнями. Стекол в доме давно не осталось, но Марфа на всякий случай села у стены, закрыв голову руками – ну как придет кто-то из взрослых, швырнет что-то, тяжелее гальки со дна давно высохшего ручья.
– Кыш отсюда! – донесся чей-то голос. Марфа отняла руки, прислушалась. – Кондрат, Пахом, Спиридон, прочь, кому я сказал!
Она поднялась открыть дверь, но лишь только, когда услышала шлепки убегавших босых ног. Выглянула в окно, к несказанному своему удивлению узнав прибывшего в этот глухой угол. Единственный сын отца Питирима, юноша, шестнадцать весной исполнилось, что он тут делает?
– Спасибо тебе. Трифон, верно? Прости, я нечасто прихожу в деревню… последнее время.
– Я знаю, видел раз тебя на базаре месяц назад, когда у торговки коза сдохла, – Трифон посмотрел себе под ноги, потом перевел взгляд на стоявшую перед ним женщину. – Тебя они часто достают?
– Это дети, сами не знают, что творят, – вступилась за них Марфа, не понимая, зачем это говорит.
– Все равно. Я скажу отцу, чтоб не нагнетал. Сколько ж можно.
Щеки полыхнули краской. Марфа потупилась, неожиданно задохнувшись