которого когда-то знала Змену. И только светлый, чуть рассеянный взгляд его неизменно добрых глаз подсказал Змену, что она не ошибается.
– Не может быть! Таврик! – вскрикнула она удивленно. Если бы Мотави могла поведать ей о силе слов и имен, для Змену эта встреча не стала бы таким сюрпризом. Но Змену ничего не знала о природе ведьмовских чар. Как и много лет назад, будучи еще девочкой-сироткой, она действовала интуитивно. – Как твои дела, Таврик? – произнесла она вместо приветствия.
Таврик сидел совершенно ошеломленно, хлопал ресницами и щурился, тряс головой, все пытаясь одолеть наваждение. Он узнал ее, но не мог поверить в то, что она так близко.
– Змену? – осторожно спросил он, все еще не веря своим глазам.
Она присела рядом на скамеечку и, улыбаясь, ответила ему:
– Да, это я.
Таврик протянул руку и их ладони соединились.
– Как же давно мы не виделись.
– Четыре года, кажется.
– Наверное, я не считал. – Таврик не мог оторвать глаз от Змену. У их ног суетились голуби, выискивая новые крошки, ветер шумел в кронах деревьев совсем уже по-осеннему, по дорожкам парка прогуливались люди с детьми, колясками и собаками, а высоко в небе оставлял белую полосу самолет. Все это было совсем неважно, незначительно – но существенно, потому как запомнилось ему навсегда. И когда он прогуливался в парке уже один, много позже, он останавливался у скамьи и с мучительной сладостью возрождал все мельчайшие подробности той встречи.
Электрический чайник щелкнул и потух, переполненный кипятком. Змену расставила чашки и выложила в крохотную миску халву – земное лакомство, которого она не встречала на горизонтах.
– Почему ты живешь здесь? – был первый вопрос, который Змену задала Таврику при виде его жилья. Она полагала, что Кабул устроил его дела, нашел дом или поручил его заботам людей, которые смогли бы обеспечить его будущее. Она и представить себе не могла, что ее друг будет брошен из огня да в полымя – один, без друзей, денег, связей и без единого представления о том, как устроен мир. Все, что он видел – Двор лорда Марбаса, единственное, к чему приспособлен – крутить колеса и шестерни на фабрике.
– Так получилось, – застенчиво ответил Таврик, смущаясь своего неприглядного жилища. – Это не совсем мой дом, мне разрешили здесь жить, при театре. Я механик, слышала про таких? Оказалось, я недурно разбираюсь в механизмах. Лебедки, валики, колеса и шестеренки – это все мое. Стоит мне только взглянуть на устройство, и я сразу же понимаю, как оно работает, представляешь? – в словах Таврика было восхищение, он впервые занимался чем-то полезным и получал заслуженную похвалу за свой талант. Змену догадывалась, кому на самом деле Таврик обязан своим мастерством, но вслух обсуждать это не решилась. Она не знала, как много он помнит и насколько темны эти воспоминания, и не желала тревожить глубин его памяти. Она быстро перевела разговор в другое русло, отметив про себя, что крепко