многозначительно переглянулись, вызвав у меня этим очередную вспышку гнева, впрочем, удачно подавленную. Счастливое исключение составил только маг: он оказался достаточно умён, чтобы в гляделках не участвовать и ответить мне лёгким сочувствующим кивком.
Отошёл к столу, достал из лекарской сумки какие-то снадобья.
– Думаю пойти прилечь, – небрежно обронила я на пробу.
– О нет! – приглушенно ахнула одна из дам, и старшая фрейлина укоризненно на неё посмотрела.
– Ваше высочество, – выступила она вперёд, – такой чудесный день! И в самом разгаре! Столько прекрасных развлечений можно придумать, только пожелайте.
– Да-да! Вы ещё не слышали пение модного придворного менестреля! – воскликнул господин в зелёном, заламывая руки – должно быть, в восхищении от таланта расхваливаемого певца.
Я усмехнулась, а маг Ферели, приблизившись, протянул мне бокал:
– Выпейте, ваше высочество, это взбодрит и поддержит вас.
– Я уже выпила вчера приготовленный вами напиток, – глянула я на него чуток угрюмо, – и результат мне совсем не нравится.
– Что именно вы помните? – встрепенулся лекарь.
– А что вы мне дали? Как действует этот якобы волшебный эликсир Корнелиуса?
– Вы чувствуете магию? Ощущаете что-нибудь необычное?
– Это что, манера такая – отвечать вопросами на вопросы? – нахмурилась я. – Напомню, что принцесса здесь я. Прекрасная, к тому же, – не удержалась от ехидства.
– А лекарь – я, – улыбнулся Ферели и осторожно, но настойчиво положил мои пальцы на ножку бокала. – Ваше высочество, готов поклясться на крови, что не замышляю против вас зла. К тому же, – попытался он пошутить, – при первом же серьёзном подозрении вы всегда можете проткнуть мне горло шпилькой. А если не убьете вы, то это легко сделает за вас его величество король Амори. Он никому не позволит навредить вам.
Придворные согласно дрогнули, а я… я, похоже, что побледнела. По крайней мере, ощущение было такое, что кровь стремглав отлила от моих щёк вслед за волной эмоций, прокатившейся при звуках этого имени.
«Амори», – то ли ахнула, то ли простонала я, к счастью, мысленно, по въевшейся привычке всё скрывать.
Это имя я знала. Оно всё перевернуло во мне, заставило задохнуться от нахлынувшего шквала чувств, одновременно мучительных и сладких. Они затопили сердце, переполнили его до болезненного исступления и вдруг беспощадно сжали тоской и горьким сожалением.
Всё затрепетало, заметалось во мне, воспарило и вдруг… замерло, застыло… омертвело.
Я рывком поднялась, чувствуя, как вновь разгорается гнев. Столько ошеломительных ощущений и при этом ни одного связного воспоминания? Кажется, что каждая клеточка отозвалась на имя моего жениха, и при этом я не помню историю нашей любви? И любви ли? Отчего пронесшаяся сквозь забвение волна разбилась-затрепетала на странной, высокой, размыто-тревожной ноте?
Они лгут мне, эти люди, нагло лгут! Целебный