и про меня забудут. Есть в кино что-то от колдовства. Я читал лишь свою часть сценария. Но мне известна канва сюжета. События в доме никак на фабулу фильма не воздействуют. Всего-то кровавый эпизод, там таких полфильма.
– Настоящих ужастиков наша киноиндустрия пока снимать не научилась, – сказал Тим. – Не говоря уже о пародиях, вроде крейвеновского[5] «Крика». Нет ни сценаристов, ни постановщиков, ни школы мистиков как таковой. Не согласны? Назовите хотя бы один снятый при наших жизнях нормальный отечественный фильм ужасов?
– Ну почему же, у нас много ужасных фильмов.
– Вот именно, не фильмов ужасов, а ужасных фильмов.
– Очень смешно, умник. Артём, помогай.
– Тим прав. Фильмы Канцевича – не классический хоррор. Он переносит популярные американские страшилки на нашу почву. Что это, как не вторичность? Все части «Отточенного лезвия» – это сборник штампов зарубежного кинематографа. Маньяки, привидения, ожившие мертвецы, вампиры, оборотни, пришельцы – всё не раз обыгрывалось в кинематографе до Канцевича. Он хорош тем, что своей плодовитостью закрывает часть спроса на низкие эмоции.
– Каюсь, я смотрел все его творения.
– Я тоже. – Тим показал, как посыпает голову невидимым пеплом. – У меня после них неделю шли из глаз кровавые слёзы.
– До запора хоть не дошло? – с интересом спросил Эмиль.
– Все разговоры сводишь к моей тощей заднице. Ну не в моём ты вкусе! Мне женщины нравятся! Ну, прости! Прости!
Тим захотел обнять Эмиля, но тот почему-то резко отдёрнулся, невзирая на гипс, и полез под стол за костылём. Тим оказался быстрее, стащив оба костыля у него из-под носа.
– Отдам, когда из твоей безрассудной головы выветрится желание убить меня.
– Я с этим желанием теперь буду засыпать и просыпаться, так что носи на здоровье.
– Ты опять?! – воскликнул Тим. – Нормальные мужики девчонок перед сном представляют, один ты меня хочешь видеть. Спасибо, конечно, но пусть это будет нашей маленькой тайной!
– Артём, можешь его подержать, а то ведь убежит, когда я начну вставать?
– Не вопрос. – Артём неестественно улыбнулся. – Пятьсот рублей будет в самый раз.
– По рукам.
– Так вот какова цена дружбы? – возмутился Тим.
– Твоя жизнь дороже не стоит, – ответил Эмиль, приподнимаясь на здоровую ногу.
– Артём, хочешь заработать тысячу?
– Не слушай его, Артём. Всё равно обманет. Нет у него тысячи.
– Отбой, парни, – сказал Артём, обрывая дружескую перепалку на самом интересном месте. – Эмиль, твоя девушка здесь.
Снежана не сняла в помещении солнечные очки. Ей нравилось создавать вокруг себя неиссякаемый ореол загадочности. Если мир – это подиум, то она шагала по нему с высоко поднятой головой, и могла видеть при таком ракурсе лишь звёздное небо. Заострённое высокомерие непостижимым образом сочеталось в ней с удивительной покладистостью и даже неестественной скромностью. За два года