закричала и бросилась бежать. Стук каблуков гулко отдавался в пустом коридоре. Скоро девушка запуталась в пышных юбках и кубарем покатилась по лестнице. Разбила коленку и занозила локоть о грубо выструганный деревянный пол под соломенным настилом. Не обращая внимания, Мэри вскочила и помчалась вниз. Она пробежала четыре пролёта, прежде чем поняла, что лестница всё никак не кончается и первый этаж постоялого двора всё так же далёк, как и несколько минут назад.
Тяжело дыша, Мэри в отчаянии прислонилась спиной к стене и медленно сползла вниз. Рядом в соломе кто-то ползал. Девушка всхлипнула. Вдруг вспомнив о насекомых в трухлявых стенах, Мэри взвилась на ноги.
Послышался тихий скрип.
Мэри сняла туфельки и на носочках подкралась к углу. Выглянула. Чтобы подавить крик, она зажала себе рот двумя ладонями.
За углом прямо посреди кабинета в кресле-качалке раскачивался человек с другой картины. Тот самый, что держал на коленях собственную голову. На сей раз голова зажала в зубах трубку и курила. Тварь сидела к Мэри вполоборота, и Шубина могла отчётливо видеть, как толстые щёки с бакенбардами надуваются, а затем выпускают струю сизого дыма.
Шубина вдруг подумала, что где-то поблизости может находиться и семья этого господина. Всё так же тихо Мэри отошла от угла и, ни живая ни мёртвая от страха, осторожно спустилась ещё на два пролёта.
Она оказалась в душном полумраке. Пахло хвоей и прелыми листьями. Мэри забилась в самый тёмный угол и, подтянув колени к подбородку, замерла. Постепенно глаза привыкли к темноте, и девушка смогла различить громоздкие ящики, которыми было заставлено помещение. Мысленно Шубина твердила себе, что это не гробы – только похожи, и то не слишком.
Внезапно сквозь крышку одного из них показалась голова, потом плечи, грудь, и скоро перед Мэри стоял худосочный мальчишка. У него были светлые волосы и нос горбинкой, почти как у папеньки. Призрак стоял и молча изучал девушку.
Мэри похолодела. Она хотела бежать, но ноги не слушались.
– Ты Шубина Маша? – бесцветным голосом спросил мальчишка.
Мэри никогда не называли Машей. Родители и знакомые с детства звали её на английский манер – Мэри, гувернантка – на французский – Мари, бабушка строго величала Марией. Но Машей – никто. Имя звучало дико и как-то по-крестьянски. Мэри и не думала ассоциировать себя с этим именем, поэтому она раздумывала несколько мгновений, прежде чем кивнуть.
Призрак тоже кивнул, будто в подтверждение каких-то своих мыслей.
– Не бойся, – сказал он, – я тебе помогу. Но только если ты поможешь мне.
Несколько минут Вадим в бессильной злобе пытался сорвать со стены портрет. Казалось, проще пробить стену кулаком, чем убрать отсюда проклятый холст. Наконец сдавшись, Вадим Никифорович набросил на плечи сюртук и вышел из комнаты. Он собирался попросить Шпака снять картину или, если тот уже спал, найти Остапа и уже вместе с ямщиком разделаться с богомерзкой мазнёй.
Шубин оказался в пустом тёмном коридоре. Вернувшись за свечой,