породил меня из своей похоти и отнял всё на свете из страха перед тем, что придётся несть ответственность. Так не смей же закрываться от меня теперь!
– Ладно! – заорал отец. – Я виноват! Но только я один. Убей меня, но, ради Христа, не трожь Марийку.
Отец сложил ладони перед собой в молитвенном жесте и принялся трясти, как будто от того, как быстро он мог это проделать, зависела жизнь Мэри. Как будто этим можно было всё исправить.
– Она здесь ни при чём!
– Она! – загрохотала Мэри, и глаза её метали молнии. – Она получила всё, что было моим по праву!
– Она даже не знала о тебе!
– Теперь знает.
Мэри встала и отошла на пять шагов. Строго посмотрела на отца.
Он сидел весь в грязи перед небольшой ямкой и кучкой костей – ещё меньше. Сидел и плакал навзрыд.
– Вот я здесь. Что теперь? – тихо спросил отец. – Убьёшь меня?
– ДА, – кивнула Мэри. – Но этого мало.
– Пожалуйста…
– Я не про твою дочь!
– Тогда что?
– Назови меня.
– Что?
Мэри подошла и проорала в лицо:
– Дай мне имя!
Минуту отец глупо таращился на неё и бессмысленно моргал.
– Я не…
Отец помотал головой. Тогда Мэри сорвалась с места, схватила череп младенца и всучила отцу. Правую его ладонь водрузила черепу на лоб.
– Имя!
– Я… я… Боже. Нарекаю тебя именем… Марк!
Лицо Мэри вдруг разгладилось и посветлело, как будто она сбросила огромную ношу с плеч. Девушка вздохнула полной грудью и на миг закрыла глаза. С улыбкой Мэри, а вернее, Марк, подобрала топор и любовно очистила его от земли подолом юбки.
– Встань.
Отец безропотно подчинился.
Одним взмахом она рассекла ему живот, откуда тотчас вывалилась требуха. Вадим упал. Он перегнулся в пояснице, зажимая руками брюхо, и стонал – кричать сил уже не было.
Марк любовно собрал в подол свои косточки и пошёл к огню. Постоялый двор всё ещё горел. К шуму пламени и треску ломающихся перекрытий добавлялись крики тварей, что давно обосновались там. Марк подошёл к огню почти вплотную, жаркие языки едва не лизали ровную кожу его сестры.
Глаза закрылись.
– Марк, – мечтательно произнёс он и бросил останки в огонь.
Мэри упала. Призрак худосочного мальчишки остался стоять, будто лишь сбросил ненужную одежду. Мэри подняла на него измученные, заплаканные глаза, вокруг которых пролегли глубокие тени.
– Прощай, сестра, – сказал он и растаял.
Мэри разрыдалась в голос. На четвереньках она добралась до отца и уткнулась ему в грудь. Вадим ещё дышал – хрипло, надрывисто. На лбу выступила испарина.
– Папенька, не покидай меня! Не бросай меня здесь одну!
Вадим ещё жил, но уже ничего не понимал. Дочь пыталась разбудить, трясла его так сильно, что скоро вытрясла остатки жизни.
Мэри свернулась калачиком у отца на груди и ещё долго плакала, пока