вас, барышня, ради Христа умоляю вас, возьмите и меня с собой! Я к Лизавете Андреемне привыкла, и она привыкла, как я ей служу. Ради Бога, барышня, не оставляйте меня здесь! Лизавета Андреемна одна меня жалеет! У меня здесь никого! Христом Богом молю, возьмите меня!
Екатерина поднимала-опускала тяжёлые веки. На сочувствие не находилось сил. Ненила утирала глаза уголком своего белого платка:
– С тев пор, как Миронушку мово убили, жить мене здесь не хочется. Только Лизавета Андреемна помогала мене. Кабы не она – не знаю, как жила б я дальше. Полюбила я Лизавету Андреемну. Знаю, барышня: я вольная. Да только некуда мене податься. Никого у меня здесь нету.
– А дочь твоя? – спросила Екатерина.
– Так я бы и Алёнушку с собою взяла, – Ненила заглядывала ей в глаза. – Она у меня тихая, плакать не будет, не помешает…
– Будь по-твоему – если пустят тебя Ивоницкие с младенцем, и если Елизавета Андреевна пожелает.
– Так я как горничная поеду! Отчего ж не пустят? Как Настасья ваша!
– Воля твоя.
– Барышня! Матушка! Благодетельница! Век не забуду! Молиться стану! – Ненила кинулась целовать ей руки.
***
Близилась полночь. Дождь не переставал лить в темноте за окном. Тишина кабинета полнилась ночными отголосками. На столе потрескивали три свечи в бронзовом подсвечнике. За окном во мраке затихшего сада шлёпали капли по осеннему пласту листвы. Бумажный шелест, деревянный стук костяшек счётов и скрип пера диким эхом раздавались в спящих стенах. Вопреки желанию спать, головной боли и тревоге от неясных сроков отъезда, Екатерина спокойно и терпеливо обдумывала способы сохранения своего имения, тщательно рассчитывала цифры, записывала итоги.
В кабинет заглянул Раффаеле. Она встрепенулась от дверного скрипа и подняла на него устало-сосредоточенные глаза. Его шейный платок подкалывала серебряная булавка, как и днём.
– Сеньор Раффаеле, отчего вы не спите? Разве Лиза не приказала приготовить вам комнату? Простите. Мне следовало больше времени уделить вам, как гостю, а я сбилась с ног, и весь день…
– Нет-нет, сеньорина Элиза всё сделала для меня! – сказал он вполголоса, повинуясь ночному покою дома. Прикрыл дверь и прошёл к столу. – В России я не могу ложиться и просыпаться рано. У вас солнце заходит долго, а утро всегда холодное и тёмное.
– Боюсь, вставать завтра и придётся рано, – Екатерина подняла глаза на тёмное окно. – Надобно выехать пораньше. Дождь проливной – так некстати, дорогу всю размыло. Скоро до Углича не доберёмся.
– В какое время уезжаем?
– Не знаю… Я ещё не все расчёты закончила, а к утру надо будет собрать крестьян и дать им наказ.
– Успеете ли вы?
– Пожалуй, я не лягу спать нынче, – она подпирала лоб обеими руками. – Как закончу – людей созову. И будем собираться.
– Вы не оставите сил на дорогу, – Раффаеле придвинул стул к боковому краю письменного стола и сел напротив окна. – Позвольте мне помочь вам.
Екатерина посмотрела на него, щурясь