я отправился обратно, в свой новый дом.
К вечеру подворье преобразилось: на крышах лежала новая дранка, трава была гладко скошена, и на дворе уже появилась привычная нам тренировочная площадка, огороженная колышками, между которыми была натянута веревка. Там же стояли две пустые телеги, которые мы планировали взять с собой в дорогу на всякий случай, мало ли, придется раненых возить, или добыча подвернется.
Даже Еремей, который в общей работе никак не участвовал по причине старости и бесполезности, как-то приосанился, и даже причесался что ли. Ходил туда-сюда, смотрел как люди работают, спрашивал что и для чего мы делаем. А когда на площадке устроили первый тренировочный бой, смотрел, болел и даже хлопал в ладоши, как малое дитя. Да, это не Брянск и не Орел, тут больше в чести кабацкие драки, так что ему это явно было в новинку.
Парни тоже приняли деда Еремея как своего, да и пса его никто не обижал. Среди наших вообще слабых обижать было не в чести, так что я не волновался. Единственное, что вызывало у меня проблемы, так это решить, кого оставить охранять дом. Парни все молодые, рвутся в бой, особенно, когда сейчас, когда добыча должна быть хороша. Из стариков тоже никого не оставишь, мы хоть и подучились за прошедшие полтора года, но все равно без плеча наставника чувствуем себя как-то неуютно. Из людей боярина Луки так тем более, да и не могу я распоряжаться его людьми, это ведь его личная дружина.
Короче, за два дня я так ничего и не придумал. И молдаван не оставить, и новиков, да вообще никого. Под вечер второго дня решил, что буду разбираться с этим уже после отъезда, да лег спать. К тому времени я не ел уже сутки, потому что собирался отправиться в церковь на причастие.
На третий день я, как и обещал, распустил людей отдыхать, а сам отправился в церковь в Крестной Слободе. Там меня встретил все тот же отец Илья, который за последний год, кажется, похудел еще сильнее. Я отстоял службу вместе с немногочисленными прихожанами, исповедался и причастился, а потом беседовал со священником о том, что нам пришлось пережить за последний год. Поп похвалил меня за то, что я отказался от блуда, но поругал за то, что я отправил на тот свет еще больше народа. Правда сказал, что грехом это для меня считаться не будет, ведь я защищал вверенную мне собственность, да и вообще нес воинскую службу. Еще он спросил, исполнил ли я епитимью, которую он на меня наложил, на что я ответил, что да. Я ведь действительно часто молился перед сном, когда мы жили на заставе. Может быть, поэтому нас Бог и миловал, и мы вышли из боя с молдаванами почти без потерь?
Расстались мы с отцом Ильей довольные друг другом, я подарил ему еще три гривны на нужды церкви, а он благословил меня на дорогу. На обратном пути я зашел к писарям, забрал свою карту и отправился на подворье. Поднялся на третий этаж, сел за стол, подивившись мягкости кресла, расстелил карту на столе и принялся думать, как нам добраться до Херсона.
Самый простой и очевидный путь быть отправиться по Днепру, оставив лошадей в городе и потребовав у киевского мэра лодки.