их, причём веруя в благость своих намерений. Благодаря твоему куску хлеба, что ты отдал из жалости, ребёнок переел, а значит, отравился. И, мало того, когда он будет испытывать голод, он его не стерпит, не добудет пищу трудом, а просто пойдёт попрошайничать, вымаливая у таких жалостливых, как ты, одолжений, превращаясь незаметно для себя в паразита.
– Так мне нужно нести чужое слово, в которое верит кто-то, но не я?
– Нет, бестолочь! – вспылил старик. – Ты обязан нести слово, в котором ты уверен, потому что убедился в его правоте по средствам своей сущности! А ты несёшь только чушь, которую предполагаешь, но никак в неё не веришь, потому что не знаешь, правдиво твоё слово или нет!
– Конечно, я снова бестолочь! – повысил голос Ас, и тут же получил оплеуху.
– Потому что сопляк твердолобый, и не слушаешь, что тебе говорят!
Ас осекся, потирая ушибленное место, понимая, что сказал какую-то глупость, но какую именно, в толк взять не мог.
– Слушай! А может, тебя на цепь посадить?! А? – старик прищурился и слегка наклонился, пытаясь встретиться с опущенным взглядом ученика. – Будешь, как собака лаять – всё равно слова твои подобны монотонным звукам – пусты или лживы. А когда вновь захочешь стать человеком, пользуясь и разумом, и душой, я тебя с цепи отпущу! Не хочешь?!
Ас робко помотал головой, не желая собачьей участи, и испугался, так как знал, что наставник слов на ветер не бросает, и посадить на цепь может.
– Хотя нет! Тебя на цепь сажать – только собаку обидеть. Она стократ разумнее тебя, оболтуса, будет! Потому что зря лаять не станет, а ты ведь и ночью спать не дашь гласом своим бестолковым! – Евсей резко встал и в горячках твёрдым шагом направился в храм, не желая больше видеть ученика.
Гнев учителя охолонил, как ушат ледяной воды. Так наставника Ас ещё не гневил. Не зная, что делать, он молча сидел под сенью дерева, мечась в рассуждениях об услышанном. Он никак не мог понять, как можно нести зло благими намерениями, и всего лишь словом, в которое веришь. Пусть оно не проверено, но душа ведь не лжёт. А значит, если чувствуешь, что прав, то, несомненно, говоришь правду. Именно этому его всегда учил наставник. А теперь он нанёс удар по его представлениям о правде, слове, душе.
– Попало из-за меня? – отвлёкся от размышлений Ас, услышав голос самого молодого послушника храма.
– Нет. Из-за себя.
– Чего натворил? – теперь мальчуган задавал собрату его недавний вопрос, заставив Аса улыбнуться.
– Не знаю, – взъерошил монах копну русых волос, почесав голову.
– А ну его, старика этого сварливого! Ему вечно всё не нравится! – попытался утешить Аса ребёнок. – Вот давеча он сказал мне намыть котёл, в котором мясо готовят. Ну, я и намыл. Хорошо, даже замечательно! Котёл блестел! Так он мне по шеям дал! Говорит, намыл слишком усердно. Кто ж знал, что его песком мыть нельзя, и он теперь ржаветь будет?! Я не знал! Так за что мне по шеям-то?!
– Не расстраивайся! – потрепал по-братски Ас подопечного по плечу. –