Поскольку в нашем фаэтоне не было для них места, то всё складывалось в экипаж моей горничной, следовавший за нашим, и та была вынуждена, к великому неудовольствию, проделать бо́льшую часть пути в компании кучи кудахчущих птиц. Будучи весьма чопорной, элегантной и модно одевавшейся особой, моя Татьяна была совершенно выведена из себя столь затруднительным положением и корчила такие сердитые гримасы бедным пернатым, что я всю дорогу не могла удержаться от смеха, взрываясь всякий раз, когда нас останавливали, дабы произнести ещё больше приветственных речей и вручить всё новые и новые подношения, которые быстро заполняли её ландо.
Добравшись наконец до цели, мы были встречены толпой работников и слуг поместья, и маленькая девочка, Алиса Обрехт, дочь управляющего, прочла стихотворение, после протянув мне с реверансом украшенный лентами букет. Всё было бы хорошо, если бы в этот самый момент не подкатила слегка отставшая от нас Татьяна, а я, мельком взглянув на её возмущённое лицо, снова не зашлась диким хохотом, к всеобщему огорчённому удивлению. Схватив букет, промямлив несколько бессвязных благодарственных слов и поцеловав маленькую девочку в макушку, я взлетела по ступенькам в дом с таким видом, который сложно было бы назвать благородным и свадебным, и там, упав в первое же кресло, смеялась, и смеялась, и смеялась. Напряжение последних дней с кульминацией в виде церемоний, речей, птиц, яиц и реверансов оказалось слишком велико для меня, и я, отбросив новоприобретённое достоинство замужней дамы, на несколько кратких минут вновь стала самой собой – той девочкой, что готова рассмеяться по малейшему поводу.
Вечером после ужина был устроен фейерверк, который, волшебно отражаясь в водах трёх прудов рядом с домом, представлял поистине потрясающее зрелище.
Сенницы были живописным местом, однако не могли сравниться красотой с Троицким и не имели того же очарования. Здание усадьбы из красного кирпича и белого камня было построено совсем недавно на месте полностью разрушенного старого. И хотя его окружал парк с чередой замечательных аллей, однако те три пруда у подножия холма, на котором оно стояло, обладали для меня наибольшей привлекательностью. Проведя в имении без малого четыре недели – вплоть до окончания медового месяца, – мы вернулись в Петербург.
Там для нас уже была приготовлена большая и красивая квартира в одном из новых домов на Потёмкинской улице, удобно расположенном рядом с местом службы мужа. В ту зиму я почти не выходила в свет, проводя бо́льшую часть времени дома и продолжая учиться и читать. Именно тогда я прочла "Антропогению" Геккеля, "Жизнь Парацельса", "Божественную комедию" Данте, "Историю Александра I" и ряд книг по астрономии и оккультизму. Несмотря на мои занятия литературой, к которым я относилась со всей серьёзностью, я всё ещё была совсем юной девушкой и, оставаясь в одиночестве, обычно распускала волосы и надевала старые ученические платья. Во многих отношениях я и была ребёнком, особенно в те