так, как обычно бывает, когда очень хочется заплакать.
"Небу'смешной", – пробормотала та, настолько идеально подражая Нане, что я, вмиг рассмеявшись и преодолев страх, продолжила подъём.
На верхней площадке нас уже ждала тётя Китти, чтобы поприветствовать и ввести в новый мир, где мне предстояло официально дебютировать. Сделав реверанс каждой пожилой даме в зале, я в качестве почётной гостьи открыла бал в паре со своим женатым кузеном Андреем и вскоре уже танцевала без передышки. В разгар очередного вальса я как во сне увидела Петю входящим в бальную залу. Ох, как же он был прекрасен! Остановившись у дверей, он стал внимательно наблюдать за пролетавшими мимо парами. "Петя, Петя", – тут же хотелось закричать мне … но, вспомнив наставления Маззи, я не издала ни звука, хотя и невольно повернула к нему голову.
"На кого Вы смотрите? На Петю N? – спросил мой партнёр, следуя направлению моего взгляда. – Вы его знаете? Он славный юноша, и они с Софи N составят прекрасную пару. Вам, конечно, известно, что они помолвлены, хотя официально об этом ещё не объявлено?"
"Да, – услышала я свой голос будто за тысячу вёрст. – Разумеется, я знаю об этом и согласна, что они будут прекрасной парой".
Внезапно бальная зала начала медленно расплываться перед моими глазами. Мне привиделись толпы танцующих, бешено кружащихся в диком рондо абсолютно вразнобой с нестерпимо грохочущей музыкой. В следующий миг я бы оступилась и упала, если бы мой партнёр вовремя не подхватил меня со словами: "В чём дело, у Вас закружилась голова?" "Да, у меня кружится голова. Вы же знаете, что это мой первый бал, и я никогда в жизни так много не танцевала", – ответила я дрожащим голосом, и он отвёл меня к стульям, где мы и посидели некоторое время. Затем, под предлогом того, что я слегка надорвала платье, которое теперь нуждалось в штопке, я бросилась наверх, на третий этаж, где в детстве так часто играла со своей кузиной Зози́ в захватывающие "казаки-разбойники", и, спрятавшись там за огромным сундуком, плакала, и плакала, и плакала. Казалось, что всего за несколько минут целый мир изменился, полностью утратив свою красоту и всё то счастье, которое ожидаешь в нём найти. "Жизнь жестока, так жестока!" – отчаянно рыдала я, глотая облака пыли и склоняясь всё ниже и ниже, пока не легла на пол, впиваясь пальцами в стенку сундука, который был ветхим, заплесневелым и податливым. Но внезапно сквозь мои страдания стало прорастать новое чувство – чувство гордости. "Как? Неужели ты собираешься открыть всему миру то, что у тебя на сердце? – казалось, шептал внутренний голос. – Тебе должно быть стыдно, очень-очень стыдно!" Уняв стенания, сев и насухо вытерев глаза, я затем вылезла из своего укрытия, стряхнула с платья пыль и поправила волосы. "Я не стану показывать всем свои чувства – не должна и не стану", – твёрдо заявила я вслух, хотя всё ещё всхлипывая, как делают дети, когда худшее уже позади. Я прекрасно помню, какую боль причиняли моей груди эти бесслёзные всхлипы, даже заставив в какой-то момент нервно рассмеяться, поскольку никак не