это правда? – спросил он.
Алессандро не понял обвинения, но уловил тон и знал, что лучше объятия Патриции в жизни ничего быть не может.
– Нет, – ответил он.
Однако отец поднял руку и отвесил Алессандро оплеуху. Звук разнесся по коридорам, а Алессандро упал на пол.
Потом адвокат Джулиани поднял сына.
– Мы уезжаем утром. – И унес мальчика в их комнату.
Там сразу уложил Алессандро в постель и укрыл одеялом. Говорили они шепотом.
– Все в порядке, – успокоил отца Алессандро.
– Это была не моя рука, – извинился его отец. – Я испугался того, что они могли с тобой сделать. Они не такие, как мы.
– Я знаю, – ответил Алессандро.
– Ты должен понять, – в голосе отца слышалась мольба. – Я никогда не бил тебя прежде и не буду бить в будущем. Солдаты были вооружены. С примкнутыми штыками. Эти люди сурово наказывают своих детей. Я не хотел тебя бить…
– Я знаю, – ответил Алессандро, прикоснувшись к лицу отца, как отец часто прикасался к его. И хотя он смотрел на адвоката Джулиани, перед его глазами в солнечном свете вращалось колесо – почти по собственной воле.
– Папа, когда мы завтра уедем, колесо будет вращаться, да?
– Какое колесо?
– Канатной дороги.
– Да, оно постоянно вращается.
– Даже если мы этого не видим? Даже если нас здесь нет?
– Разумеется. К нам оно не имеет никакого отношения.
– Даже если мы умрем?
– Да.
– Тогда, папа, я не боюсь смерти, – заявил Алессандро.
– С вами все в порядке? – спросил Николо. – Мы здесь уже не один час. Луна начала садиться. Может, нам лучше пойти, если только вы не хотите поспать.
– Помоги мне встать, – попросил старик, – и мы пойдем.
– О чем вы задумались? – спросил Николо, когда они спустились на дорогу. – Я видел, что вы не спите.
– Да, я не спал. Думал о том, что случилось давным-давно.
– О чем именно?
– О том, как история, география и политика влияют на любовь. И как она, в свою очередь, влияет на них.
– Звучит как-то расплывчато. Я хочу сказать, на эту тему есть не одна сотня историй, правда?
– Правда.
– И тут даже не надо ничего особо выдумывать, так?
Алессандро закрыл один глаз, наклонил голову почти как бык.
– Пожалуй, синьор Самбукка.
– А какова настоящая история? Я спрашиваю, о чем вы думали, а вы говорите мне про историю, географию, политику, любовь. Я же хочу знать, что случилось и с кем. Разве этого недостаточно?
– Достаточно, если тебе семнадцать и большая часть жизни впереди, а когда остается гораздо меньше, чем уже прожито, пытаешься докопаться до сути. Иногда удается, иногда – нет. Я думал о своем отце. Мне следовало больше и чаще его успокаивать. Однажды он ударил меня на глазах австрийских солдат и ужасно огорчился, не только тогда, но и до конца жизни. Он считал, что предал меня. Я так и не смог его переубедить.
– Они