тепла накрывают верхушки деревьев. Было прохладно, кожу кусала влажность, застывшая в воздухе от утренней росы. Поле, меня окружавшее, источало приятный аромат отданного за ночь тепла и пропитавшего его холода. Температура тоже пахнет. И я обожал этот запах смешения тепла и холода. Каждое утро он повторялся – но каждое утро был неповторим. Потому что ветер приносил разные смешения запахов разнотравья. Летом. Зимой это был щекотавший нос акцент мороза, который взметала непослушная поземка. Осенью – влажный туман, поднимавшийся из лощин, из самого сердца кип огромных рыжих листьев. А весной – терпкое испарение промерзшей и оттаявшей почвы, в которой вновь зарождалась жизнь.
Я наблюдал за сказкой зарождения и угасания дня, но за столько лет эта величайшая магия не перестала меня удивлять. И я мечтал, что когда-нибудь меня найдет душа такая же мечтательная, как и я. Мне так не хотелось терять эту красоту, выпускать ее из своего сердца. Хотя он говорил, что я буду вынужден стать убийцей.
Люди.
Могли ли они разрушить это, попади они в этот мир?
И вот мне пришлось попрощаться с этой бесконечностью. Меня покинули. Я долгое время был один, но не ощущал одиночества, вокруг было волшебство природы. Но придя в мир, о котором знал лишь понаслышке, я понял: все кончено.
Мир людей был холодным. Он давил, загонял в тиски, был агрессивным и шумным. Гул, исходящий от автомобилей, не утихавшие ни на мгновение голоса, слепящий свет фар и фонарей, который перекрывал свет бескрайнего неба.
Я потерял звезды. Я был оглушен. У меня больше не было моей вечности, которую я видел каждый день.
Я должен был защищать мир людей. Но я понял, что буду защищать МОЙ мир – от проникновения в него человека.
Я перестал мечтать. Долгими ночами, мучимый бессонницей, я уже не думал о глубоком и мрачном небосклоне, не представлял себе картины будущего. Не видел той красоты, которая окружала меня раньше, а найти новую не мог и не хотел. Что-то иссохло в душе, какая-то жизненно необходимая потребность мечтать. Все стало понятно. В этом мире люди объяснили все, даже смерть, хотя еще не победили ее. Они хотели победить то, что было логическим завершением чего-то столь грандиозного, что люди попросту не могли это понять. Сначала я был зол. Потом я жалел их, ведь не было смысла злиться из-за их неведения. А после я смирился. И мне стало безразлично. Мне стало никак.
Я перестал мечтать. Я пытался найтись в том, что люди создавали веками: в искусстве, в литературе. Но быстро потерял к этому интерес. Книги… Эти волшебные артефакты, дающие другую жизнь тем, чье сердце раскрыто. Но сколько в них было лжи. Одни, самые прекрасные из них, были полны смысла, которого на самом деле не было. Просто потому, что в жизни людей такого смысла нет. Бедные, не от мира сего писатели вложили в свои творения слишком много – и превысили все ожидания своих читателей, переоценили их, дали ложную веру в то, что смысл есть. Другие же, худшие, были полны невнятных попыток объясниться, зачем они написаны. Они оправдывались сюжетом, стилем, искусственной