вдыхал, и что-то шептать вперемешку со вдохами. Как сам я еще давеча шептал вперемешку.
И случилось так, что минуты через две после его интимного выступления на ушко Зина кивнула согласно и выгнула свой, не скажу очень гибкий, но вполне обтянутый в нарядную кофточку стан по направлению к Илюхиной запазухе. И даже склонила подозрительно низко свою голову – именно так, как еще давеча я сам склонял. И долго потом не выпрямлялась.
В принципе такую заурядную развязку можно было предвидеть заранее, но я ее в пылу азарта не рассчитал. Ну, и кто ж, кроме меня, теперь виноват!
Я в некоторой растерянности глянул налево, но там, кроме узкого прохода, ничего не оказалось. Потом направо – на соседнем сиденье располагалась еще одна зрительница, которая смотрела на меня вполне доброжелательно. Я кивнул в знак приветствия, а она мне улыбнулась в ответ.
– Это ваша подруга? – кивнул я на Зину.
– Ну да, – подтвердила моя новая соседка и добавила тут же, поясняя: – Мы вместе в театр пришли.
Я снова кивнул, соглашаясь.
– А чего вы там, ребята, пьете? – спросила она теперь уже меня.
– Что? – не понял я сразу.
– Ну, вы там пьете чего-то. У вашего товарища что-то за пазухой, ну, бутылка какая-то.
– Ну да, – не нашелся я, как ее обмануть.
– Так чего там?
– Коньяк, – пришлось сознаться мне.
– Мы так и думали, – обрадовалась Зинина подруга. – Вообще-то Зинка тоже хотела с собой прихватить, все говорила, что невозможно спектакль, да без коньячку. Но я сама виновата, неудобно, знаете, казалось – на первом ряду, да прямо перед сценой. А как на вас посмотрели, так просто обзавидовались обе. Зинка даже обиделась на меня. А потом говорит, что надо бы с ребятами, с вами, в смысле, познакомиться. Так как вы наверняка угостите.
Почему-то мне стало грустно. Я вообще, когда сталкиваюсь с цинизмом жизни, всегда грустить начинаю. А расчетливость, тем более преднамеренная, – есть самый печальный цинизм. Я снова посмотрел на Зину. Она уже оторвалась от Илюхиной запазухи и с удовольствием наблюдала за сценой. А я, помимо сцены, как и все остальные, наблюдал ее затылок и думал, что слабак я.
Да и не только я. Мы все, мужики, слабаки. Потому что ну что ведет нас по жизни? Ну логика, ну здравый смысл иногда. Ну еще иногда, хотя и не всех, желание выпить, перемешанное с другим врожденным от природы желанием. Но разве можем мы, наделенные лишь скудным таким арсеналом, соперничать с женщинами, которым и логика порой за примитивностью своей ни к чему, и здравый смысл только в обузу?
Нет, не можем! Потому что переняли они от природы всю бесконечную мудрость жизни и впитали ее. Плотно впитали, на самом глубоком клеточном уровне, и пропитались насквозь. От того и живут дольше, и стихийные бедствия лучше переживают, и вообще доминируют во всей жизни над нами, начиная с постели и заканчивая хозяйством. Или наоборот – начиная хозяйством и заканчивая постелью.
При этом еще ухитряются вид сделать, что не нужно им это утомительное доминирование, что все оно ради нас самих