клуба, про который обычно пишут в газетах типа «Таймс». И мамина, и папина семья были бедные, но на Юге часто давали пафосные имена. О Гарольде Кортланде Стоуксе втором Гарри имел весьма смутные воспоминания: помнил только высокого мужчину, который смеется, сцеживая мизинцем по капле виски на язычок Гарри, вокруг его большой ладони вьется сигаретный дым.
Однажды днем, еще в старшей школе, он набрался храбрости спросить у матери о своем отце, когда разгружал вместе с ней тележку с компостом. Как они познакомились? Почему она ушла? Его отец когда-нибудь о нем спрашивал?
– Твой отец – придурок, – сказала она, затушила сигарету каблуком и натянула перчатки. Больше он не спрашивал.
Когда она везла Гарри на север в Нью-Йорк, то мечтала стать актрисой. Вместо этого она пошла работать официанткой в гольф-клубе Лонг-Айленда, где встретила и вышла замуж за хорошего парня по имени Сал Романо. У Сала была фирма по благоустройству и озеленению, и это был единственный человек, которого Гарри мог назвать отцом. Старый добрый Сал.
Гарри услышал подъезжающую машину и повернулся, выставив большой палец. Пикап с молодой семьей. Отец не сводил глаз с дороги. Мать глянула на него и отвела глаза. Вина. Страх. Два пустых сиденья сзади. Гарри не мог их ни в чем обвинить. Он шел дальше.
В январе Сал и Лидия объявили, что они продают дом на Лонг-Айленде и переезжают во Флориду навсегда. Их переманила Сарасота, где они обычно зимовали. Салу осточертел его бизнес по озеленению, особенно после того, как прошел ураган Сэнди. Лидия устала от снега. В Сарасоте она стала играть в пиклбол[4], а Сал хотел сидеть у бассейна и читать тома по военной истории, которую так любил. Гарри было сложно скрыть свое разочарование.
– Просто замечательно! – воскликнул он. – Какие вы молодцы!
Он поднял свое пиво и чокнулся с их бокалами вина. Особой радостью от него не веяло, и он знал, что это видно. Гарри не мог не заметить, что их решение было объявлено одновременно с решением инспектора по УДО, которое он подписал две недели назад, и благодаря которому он был свободен как птица и мог выезжать за границы штата. Проживание в подвале родителей всегда подразумевалось как временное, но мысль о том, что ему придется строить жизнь дальше в одиночку, легла на его плечи тяжелым грузом. Мать поставила бокал с вином на столик и с мокрыми глазами протянула ему руку.
– Гарри, с тобой все будет в полном порядке. Это новое начало, дорогой. А если тебе когда-нибудь понадобится место, где остановиться, то ты всегда…
– Так-так-так! – Сал поднял свою лапищу. – Не забывай, Лидия, дорогая.
Он снова поднял бокал.
– За будущее, Гарри, – сказал он. – Пусть оно будет таким же блестящим, как глаза твоей матери.
Лидия шмыгнула носом и подняла бокал. Гарри выдавил улыбку и отхлебнул пива.
Ветер крепчал, по спине пробежал холодок. Он застегнул шерстяную рубашку своего дяди на пуговицы. Солнце зашло за облако, и асфальт покрылся мокрыми веснушками дождя. Гарри еще ниже